Озорники. Кукольный город. Книга первая - страница 3

– Это я виноват, – сказал Хитрушка, – если бы я его не толкнул, он бы никуда и не закатился.

– Нет, это я виновата, – заныла Капризушка, если бы я тебя не столкнула, ничего бы не было.

– Это я! Я Капризушке дурацкие усы совала, – подхватила Хохотушка. – Если бы не я, он никуда бы не покатился и ни обо что не зацепился!

– Зацепился?! – вскочил Озорушка. – Обо что зацепился?

– Он, когда вниз скатился, прямо к пню старому попал. Наверное, он об него зацепился, а потом… пропал… – закончила шепотом Хохотушка.

– Что же ты молчала, пока светло было?!

– Я не знала, что это важно, – Хохотушка хотела было заплакать, да не вышло, она ведь только смеяться умела.

– Ладно, толку нет хныкать. Нужно выручать друга из беды, пока не поздно.

– Как это поздно? Темно? – встряла Болтушка.

– Пока его не съели! – прикрикнул Озорушка.

Девчонки взвизгнули.

– Вы спать ложитесь, а мы с Засонькой снова на тот берег отправимся. Пошли, Засонька.

Озорушка огляделся, но не нашел друга. Еще позвал, да зря. Все испуганно замолчали, и в наступившей тишине отчетливо раздался храп.

– А, вот ты где! Дрыхнешь, как всегда, – подошел на звук Озорушка. – Вставай, надо идти. Но, как и утром, толку не было. Тогда Озорушка разбудил товарища испытанным методом, пощекотав за пятки.

Плотик доставил их на темную поляну, а дальше нужно было что-то делать. Но что?

Солнце погасло, и злой филин радостно захохотал в наступившей темноте. Малыши сбились в кучку и замерли. На самом деле филин был опасен для главного врага кукол – мыши полевки, которая мигом в норку утащит, но уж больно страшно ухал. Опасна для тряпичных кукол были роса или дождь, намокнешь – никуда не уйдешь, пока солнце не высушит. За это время шустрые белки или птицы растащат ниточки в гнезда и дупла для подстилки, травки и зернышки съедят. Хлопотунька и Суетунька захлопотали вокруг малышей, суетливо стащили ветки, листья лопухов, устроили шалаш, а вход колючими еловыми ветками закрыли. Больше нечем было защититься, огня, легко горящие куклы, страшились сильнее всего. На посту встал Сердюк, а переволновавшийся народец пригрелся и заснул.

И снился им всем один и тот же счастливый сон. Самый счастливый сон у малышей, кончено, про маму. У кукол тоже бывает мама, а у волшебных – еще и волшебная крестная, но о ней позже. Мама их, как все мамы на свете, была самая добрая, самая красивая, самая любящая, в общем, самая-самая. Снилось малышам их раннее детство, когда мама их только сшила, любовно одела, нарисовала лица. И песенка мамина снилась, от которой страх улетучился, стало тепло и спокойно. Один Сердюк не спал, тревожно прислушиваясь к звукам ночи – шорохам, потрескиваниям – пытался отличить комариный писк от мышиного. Вдруг громко затрещали сучья, и мокрая черная пуговка носа оказалась возле самого входа в шалашик, посопела и исчезла. Рыжий хвост мелькнул в луче лунного света, и страж понял – опасность миновала. Лисице малыши не интересны, понюхала и прочь – несъедобные. Лиса в темноте хорошо видит, а как Озорушка с Засонькой?