Она вышла из уборной в полупрозрачной накидке из органзы, белые лепестки ее конусообразных грудок собрали на себе небрежный каскад сиреневых завихрений, подведенные глаза и губы фиолетовыми тенями напоминали аметистовые россыпи на коже форели..
– Лил, что это, ты похожа на тихоокеанскую устрицу, побывавшую в пасти мурены.. ты собралась куда-то пойти в этом наряде?..
– Нет, я собралась сплясать в этом наряде на твоей могилке, поросшей фиалками…
– Это невообразимо оригинально, знаешь, ты будешь нарасхват среди зверски голодной птенчиково-пушечной братии.
– Не утрируй события, завистливый фетишист, я всего лишь экспериментирую с некоторыми идейными композициями.
– Лил..
– Молчи.. следующие слова мне известны..
– Правда?..
Он подхватывает ее и увлекает на мягкие матрасы роскошной кровати, простирающейся на долгие-долгие мили, русла и рукава, с бесчисленными балдахинами греческих божеств и царственных животных.. и вот нескончаемая американская горка этой чудо-кровати все же замирает на краешках губ их затянувшегося поцелуя…
– Лил…
– Я знаю…
– Я никуда тебя не отпускаю…
– Ты же знаешь, я все равно уйду.
– Нет.. не уйдешь, не сегодня, а завтра мы отправимся на поиски ортанза.
– Ты решил меня скормить комарам или омарам, кому на этот раз?
Он лихорадочно целует ее нос, губы, лицо, глаза – он впивается в ее нёбо своим языком и уже ничто не может сдержать этого спрута страсти, этого змеиного кровавого ринга атлетических тел сотней гладиаторов, ламий, блудниц и метательниц дисков.. лил отрывается от него и начинает неистово хохотать, она заворачивает его голову в выбившуюся органзу и остатки ее запихивает ему в кратер рта, она прижимает его лицо к своей ангельски белоснежной груди.. и он начинает рыдать крокодильими слезами счастья и несбыточной радости.. рыдание преобразуется в рёв гризли, в вой волков и сирен, начинают дрожать и лопаться стекла в доме и сотни люстр падают с потолков, размельчаясь на тысячи хрустких хрустальных осколков… они катаются по этим осколкам и плачут от счастья соития и причастности.
– Лил, я тебя боюсь.
– Вот еще… что за новости, – голос с кухни.
– Да, да, и страх этот барабанной дробью гонит мои мыслишки на улицу словно зеленый горох, и вот уже трамваи и ребятня давят их нещадно подошвами и полозьями, растаскивая зеленый жмых по тротуарам и мостовой.