Тугаринского сопровождала невысокая женщина с огромными глазами. У неё были чудесные светлые волосы, но она решительно не производила никакого впечатления – она попросту терялась в тени большого человека. А её глаза с восторгом смотрели на Тугаринского.
Третьим был юркий чернявый парень. Все звали его просто Гарик и он так привык к этому, что все остальные свои паспортные данные считал малозначительными. Гарик ни на шаг не отходил от Тугаринского и готов был выполнить сию же секунду любое его желание: сбегать, там, за шампанским или пристрелить кого-нибудь.
Одним словом, как только Полина подала голос, большой Тугаринский застыл на секунду, приглядываясь, а потом расплылся в улыбке и его могучий бас ухнул, перекрыв музыку и заставив девочек из кордебалета вздрогнуть и сбиться с ритма:
– Полина!
Величаво покачиваясь, Боря тронулся по направлению к столику. Альберт Сергеевич вздохнул, смирившись с неизбежным, а Щукин как-то болезненно поморщился. Зато Полина сияла вовсю. Через минуту на присутствующих пахнуло жаром, и к столику причалил Тугаринский. Он с сомнением оглядел их с высоты своего внушительного роста.
– Только не говори мне, Полина, что тебе тут весело и хорошо. Так хорошо, – Боря сделал ударение на слове «так», – бывает только в бане, но там ни к чему надевать шмотки и потеть в них, как последние поцы… Кстати, добрый вечер Альберт Сергеевич и тебе, Вадик, привет. Костя не спи.
Тугаринский обрушился на компанию подобно тому, как пустынный самум обрушивается на караван, смешивая в беспощадном вихре товар, рабов и добрых магометян с их верблюдами.
– А правда, – согласилась Полина, – чего сидеть в этой духоте? Пойдёмте к бассейну.
– Альберт Сергеевич? – проснувшийся Костя вопросительно глянул на Ковеца.
– Идите, – ответил тот. – Я еще посижу и присоединюсь к вам.
Полина вскочила из-за стола, вслед за ней поднялся Костя, и они двинулись на открытую палубу за Тугаринским. Недовольно, с кряхтением, встал Щукин.
– Пожалуй, действительно надо проветриться, – сказал он и тоже пошёл.
Тащиться на открытую палубу ему пришлось в одиночестве, и по дороге он в который раз подумал, а нужно ли это всё ему? И в который раз пришел ко мнению, что нужно и даже весьма. Многочисленные перспективы таились в этой девчонке.
А на сцену снова выполз конферансье, похожий теперь на лягушку Кермита из «Маппет-шоу» и объявил: