– Почему?.. – подбородок Лёньки задрожал. Это было так стыдно, стыдно! Бог с ними, со стихами! – заплакать стыдно! Весь кружок смотрит!
– Ну, почему, – Гипербола красиво наклонила голову, – нелепо всё это. Чёрный снег какой-то… Где ты это видел? Ну, никакого воображения!
– Видел, – погибал Лёнька, – знаете, как сажа…
– Сажа?! – занервничала Надежда Павловна. – Мальчик мой, запомни, снег – искристый, серебристый, голубой! Слепящий, наконец! Но чёрный? – глупо. Да и про собаку, кстати, – чистый бред и непоэтично.
– А вот Пастернак… – Лёнька не мог вот так, совсем без боя, распроститься со своей любовью.
– Так то ж Пастернак! А ты – кто? – скривилась Надежда Павловна.
Больше Лёнька стихов не приносил.
– Правильно бросил, – одобрила Гипербола.
Нет, не бросил Лёнька. Хотел, но не смог. Тот, большой и сильный, сидящий в нём, не давал покоя, и мальчик записывал, записывал… И прятал. Подальше.
Правильно, мальчик, прячь. А мы будем верить, что встретится ещё тебе в жизни умный, талантливый учитель, который обрадуется твоему чёрному снегу. И поможет тебе.
– Вот вы говорите, бить нельзя, – горячилась попутчица. А как же из него тогда человека сделать?!
Анне Егоровне бесконечно надоела эта Катя, и она уже не могла дождаться своей станции. Конечно, в дороге скучно, но уж лучше б ехали сами: попутчица заговорила почти насмерть и Анну, и её сына, семнадцатилетнего Сашку, который, правда, нашёл для себя выход:
– Мам, я пойду, пообщаюсь, там ребята во втором купе…
– Недолго смотри, сынок, может, люди отдохнуть хотят, неудобно.
– «Не рыдай, родимая, встреча недалёко!» – беспечно пропел баламут-Сашка и тут же «испарился».
– Ну, вот видите, – обрадовалась Катя, – что это за обращение с матерью? Сразу видно: не битый!
– Нормальное обращение, – обиделась Аннушка. – Он у меня хороший.
– А был бы ещё лучше. «Битие определяет сознание», – умная, между прочим, шутка! Меня вот мать-покойница лупила, как сидорову козу, бывало, и вовсе ни за что. В страхе держала! Я не смела лишний раз и взглянуть на неё. Так зато сейчас – толковая, и судьбу хорошо сложила. Я-то теперь – завмаг, с такими людьми за ручку – вам и не снилось! Спасибо матери: как услышала она тогда, что я в педучилище наладилась – так косу мою на руку намотала, да об пол пару раз головой, для ума! – Катерина визгливо засмеялась, затряслись все её подбородки. – В торговлю, говорит, и точка, а то – ноги повыдёргиваю. Ну, не права была, скажете?