Красноармеец сделал попытку подняться, что-то наподобие жалкой, вымученной улыбки отобразилось на лице раненого, однако сказать ничего не смог.
– Вот тебе раз! Вот тебе два! Так вам же, парни, без меня не обойтись, судя по всему, – Кольцов опустился на колени, смекая, как бы ловчее взять одного из них. – Я только что с папкой, с Михал Михалычем говорил, о тебе вспоминал батя. А тут и ты, слава богу, лёгок на помине. Вот радость-то родителям!
– Командира, командира, дядя Данила, – выходит, Леонид тоже узнал его. – Потом, меня потом, – закончил еле слышно, и снова застыл в бессилии.
Данила подчинился, а теперь стоял с раненым на руках в раздумье: куда конкретно? Думал, решал, а ноги сами собой понесли к бывшему подворью покойного деда Прокопа Волчкова. Оно примыкает к лесу, можно без оглядки подойти к нему. Дом давно развалился, дочка разобрала и вывезла брёвна в Пустошку, а вот погреб сохранился, хотя и просел маленько. И сад остался стоять, хороший сад, густой, со старыми, но плодоносящими яблонями и грушами, с вишнями по периметру. До сих пор Кольцовы с Гринями сажают в этом огороде картошку. А вокруг погреба сильно разрослись крапива, полынь да лопухи. И только узкая тропинка вела к погребу, который нет-нет да использовали то Грини, то Кольцовы для своих нужд.
Шёл сторожко, поминутно оглядываясь, часто останавливался, прислушиваясь к деревенским звукам и, только убедившись, что всё тихо, продолжал движение.
Уже перед самым входом в погреб вдруг обнаружил соседа и родственника Ефима Гриня за плетнём. Он вёл на веревке телушку к дому. И Ефим заметил, как в нерешительности топтался Данила перед погребом со столь необычной ношей, и всё понял: скоренько привязал скотину к столбику, бросился на помощь. Кольцов по привычке хотел ответить отказом, грубо, но сдержал себя, понимая, не тот случай, без посторонней помощи не обойтись: двери погреба были приткнуты снаружи палкой, надо её убрать, отворить дверь. Сделать это с раненым на руках было трудно. Да и вообще…
– Открывай, чего стоишь?! – сквозь зубы произнёс Данила.
Уложили раненого на подстеленную Гринем охапку свежей травы.
– Я – до доктора Дрогунова в Слободу, – снова процедил сквозь зубы Данила, не глядя на соседа. – Там, у Горелого лога, под сосной со сломанной вершиной, что у развилки, раненый Лёнька Лосев, сын Михал Михалыча, сапожника одноногого из Борков.