– Встать! К машине! – рявкнул командир танка.
Кузьмой сейчас уже всецело руководил младший сержант, младший командир Красной армии, в задачу которого входило вывести свой танк из-под обстрела из горящего парка в район сосредоточения, куда обязан прибыть по боевому расчёту на случай тревоги. А собственная боль, жалость по погибшему товарищу – это потом, потом, когда утихнет бой, а сейчас – вперёд, к машине!
– Вперёд, Паша, вперед, это потом, потом плакать будем!
Парк горел, горели топливозаправщики, легкие танки Т-28, которые использовались в качестве учебных машин, танкетки, несколько тяжёлых танков тоже извергали в небо тёмные клубы дыма, изредка выплёскивая из металлического чрева яркие языки пламени, сдобренные чёрной копотью.
Их КВ-1 под номером 12 стоял в первом ряду, в углу, целым и невредимым. Несколько танков уже выходили из парка, удалялись в сторону леса, выстраивались у его кромки в походную колонну, сливаясь в предрассветных сумерках с зарослями. Чуть в отдалении группировались уцелевшие топливные заправщики.
Во главе колонны стоял танк командира роты капитана Паршина. Сам ротный бегал в горящем парке, торопил подчинённых. Ему помогали командиры танковых взводов.
Здесь была лишь одна рота.
Оставшиеся роты танкового батальона должны были сегодня прийти своим ходом на полигон.
А самолёты улетели, на земле установилась относительная тишина. Лишь гул и треск пламени зловеще вклинивался в рокот танковых моторов.
– Рассредоточиться! Технику замаскировать! Командирам экипажей и взводов – ко мне! – по рации Кузьма получил команду от командира роты и сейчас стоял в люке, выбирал визуально место у кромки леса, куда уже пятились остальные уцелевшие танки подразделения, руководил механиком-водителем.
– Правее, правее, Андрей. Вот так, хорошо, глуши мотор. Замаскировать машину!
Командиры собрались на небольшой полянке у опушки под сенью молодых дубов, стояли, нервно курили, ждали ротного. Сам Паршин, наклонившись к люку механика-водителя командирского танка, разговаривал с кем-то по рации, от нетерпения пританцовывая, хлопая рукой по металлу. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, топтался политрук роты Замятин.
– Твою гробину мать! – капитан сорвал с головы шлемофон, направился к подчиненным. – Довоевались, грёба душу мать твою! Дождались, доигрались в кошки-мышки! Самих себя объегорили, твою мать! Во-о-от, молодцы! Приходи и бери голыми руками.