Если моя просьба невыполнима, простите и вспоминайте иногда бедную Ревекку».
Голова Фелипе кружилась, когда он читал это трогательное послание. Снова и снова перечитывал он неровные строки, написанные, как видно, украдкой, торопливо.
«Ревекка просит меня о помощи… Ревекка… Как странно, что я до сих пор не знал ее имени, а теперь мне кажется, что оно всегда звучало в моей душе…»
Поможет ли он Ревекке? Юноша сознавал, что, если он на это решится, перед ним встанут почти непреодолимые трудности. Мысли стремительно неслись в голове Фелипе. Он не сомневался, что прекрасная Ревекка наложит на себя руки, прежде чем станет женой постылого старика.
– Я спасу ее… – лихорадочно шептал Фелипе. – Спасу, чего бы это ни стоило… Если дядя не примет Ревекку, я увезу ее в Нолу. Отец поймет меня, но мать вряд ли одобрит мою любовь… Мы покинем Италию и найдем другую страну, где евреи могут жить свободно…
Взволнованный Фелипе не замечал, что он говорил о Ревекке, как о подруге жизни, что он рассуждал так, точно между ними все решено.
Юноша огляделся, вышел из безлюдного закоулка. Надо сообщить Ревекке адрес. Написать записку, как сделала она? Это рискованно, записку может перехватить отец. Нужно придумать другое…
И Филипе придумал.
Вернувшись на рынок, он громко обратился к книготорговцу, показывая ему толстую книгу в кожаном переплете:
– Сер Анжелико, я беру вот эту книгу и беру ее с большой охотой!
Старый, сморщенный Анжелико с удивлением посмотрел на школяра, который уж слишком горячо говорил о «Геометрии» Эвклида. Ревекка поняла тайный смысл слов Фелипе, и румянец радости залил ее щеки.
Бруно продолжал:
– У меня с собой нет денег, но пусть ваш ученик через час принесет ее ко мне на улицу Добрых бенедиктинцев, в пансион синьора Саволино. – Обратившись к ученику, Фелипе спросил: – Паулино, ты знаешь дорогу на улицу Добрых бенедиктинцев?
– Нет, – ответил Паулино.
– Так слушай!
Громким голосом Фелипе растолковывал мальчику дорогу к своему дому, повторяя по нескольку раз, называя повороты, указывая приметы. И каждое его слово врезалось в память Ревекки.
«Какой он догадливый, мой Липпо… – с восхищением думала девушка. – Как замечательно придумал… Нет никого на свете умнее моего Липпо…»