– Убейте меня! – выкрикивал он, не переставая выть.
Его прижали к земле. Вкололи прямо в обрубок ампулу промедола, потом еще одну. Но он, рыдая и извиваясь, продолжал стонать, размазывая по лицу коричневую грязь:
– Лучше убейте меня. Я же музыкант… Не хочу быть инвалидом…
Ему дали еще успокоительное, и постепенно Макс затих, изредка всхлипывая. Огурец подпихнул под него брезент, а Сайд, гладя по курчавым волосам, проникновенно внушал:
– Неправильно ты говоришь. Надо жить. Ты молодой. Вернешься домой, сделают тебе протез какой-нибудь немецкий… Я по телевизору видел такие. В точности как настоящие… Никто и не заметит…
И все мы дружно поддакивали. Война для Макса закончилась…
Стараясь не шуметь, я захожу домой, запираю дверь, на цыпочках прокрадываюсь мимо комнаты родителей, откуда доносится похрапывание отца.
– Это ты, Славик? – сонно спрашивает мама.
– А кто же? Спи…
– Там на ужин котлеты с картошкой, сейчас встану, согрею…
– Даже не думай. Сам все найду. Спи давай.
У меня и впрямь пробудился волчий аппетит.
Я иду на кухню, лезу в холодильник, нахожу там котлеты с картошкой и с наслаждением уплетаю холодные и запиваю остывшим чаем.
Этой ночью пришел Костик. Тихо сел на кровать в изножье, смущенно улыбнулся. Как ни странно, я не испугался. Немного удивился, а потом даже обрадовался. Спросил:
– Ну как ты?
Он по-детски угловато пожал плечами:
– Ничего. Только скучновато… А ты как?
– Хреново. Возьми меня с собой. Я хочу посмотреть, что там.
Он посерьезнел и покачал головой:
– Тебе нельзя. Еще не время.
– Тогда расскажи, какая она, смерть?
Он поглядел на меня очень внимательно, словно старался передать что-то телепатически, не разжимая губ. Но у него не получилось. Я ничего не понял, сколько ни напрягался. Только голова разболелась. И тогда он сказал:
– Смерть как жизнь – у каждого своя. Придет время – узнаешь… Мне пора. – Он вздохнул, тоскливо покосившись на светлеющую дымку за окном. И шагнул сквозь стекло.
Я рванулся было следом, закричал, что он разобьется… Но вспомнил, что Костик уже мертв…
Я открываю глаза. Передо мной колышется занавеска. Мне чудится странный запах, не то дыма, не то ладана…
Ноябрь 2000 г.
– Ух, жрать хочу… – Сын потянулся за аппетитно пахнущим батоном.
– Руки мой. – Она легонько шлепнула его по запястью. – И потом, не «жрать», а есть. Постой, что это? – Она коснулась пальцем небольшой ссадины на подбородке.