— И не говори, — уже вслед уходящему пробормотал Курт,
и помощник вздохнул:
— И я его вспомнил. Совсем не изменился.
— В каком смысле?
— Ты за девять лет службы стал несносным и злобным
мизантропом, а этот, похоже, на все превратности жизни плевал с
кровли Штутгартского отделения. Хотя, быть может, дело все в том,
что ты изначально был несносным и злобным мизантропом, с годами эти
добродетели всего лишь усовершенствовав.
— Твоих терпимости и человеколюбия с лихвой хватает на
двоих, — отозвался Курт рассеянно, сделав шаг вперед, когда
дверь в комнату больного приоткрылась, выпустив в коридор понурого
старика.
— Гессе, — констатировал старик, наткнувшись на него
взглядом, и осторожно прикрыл створку за собою, подойдя к Курту
ближе. — Вот и ты.
— «Вот и я»?
— Он ждет, — кивнув через плечо на дверь, пояснил
лекарь академии. — Было велено направить тотчас же к нему, как
только вы оба появитесь.
— К нему — обоих? — уточнил Бруно, и тот кивнул, с
усилием потерев пальцами глаза:
— Обоих, посему, коли уж вы тут, идите… Только вот я вам,
парни, что скажу. Если вы задержитесь у него дольше необходимого,
если выведете его из равновесия, если утомите — клянусь, вырву
кишки и размотаю по кухне для просушки. Этот даровитый юнец держит
его в жизни исключительно чудом, и сам он сейчас в таком состоянии,
что, того гляди, вот-вот сляжет тоже. Причем это не метафора.
— Знаю, — отозвался Курт. — Я его видел.
— Тогда должен понимать, насколько все нешуточно. Если
сейчас отца Бенедикта придется снова откачивать, парень свалится, и
уж тогда, случись что… Я ясно выразился?
— Ясно и недвусмысленно.
— Тогда идите, — вздохнул лекарь, отступив от
порога. — Там мой assistent; если вдруг что — бегом
его за мной.
Курт молча кивнул, открыв дверь; вокруг он не смотрел, но
слышал, как снова на короткие мгновения повисла тишина — бывшие
курсанты наверняка косились в его сторону, пытаясь понять, чем он,
явившийся минуту назад, лучше всех их, дежурящих у этой комнаты так
долго и неотступно. Франк оказался прав: любимчик ректора стоял вне
всеобщих правил…
За порогом, в короткой комнатушке, со стоящей у стены скамьи
навстречу поднялся молодой хмурый парень, и Курт, не дав ему
разразиться гневной отповедью, коротко пояснил:
— Гессе.
Парень задумался лишь на миг, молча кивнув и отступив в сторону,
дав пройти к двери за своей спиной, и, судя по брошенному им
взгляду, помощник лекаря уже узнал пришедшего и сам. Курт тоже
помнил этого сутулого худощавого парня; в день их знакомства,
правда, спина была прямее, глаза — живее, да и худоба не бросалась
столь явно в глаза. Тогда еще курсант, сидящий у постели умирающего
обожженного следователя, смотрел на мир с надеждой на
увлекательное, необыкновенное будущее, а на Курта — как на героя.
Сейчас взгляд выражал только усталость и равнодушие. Оставалось
лишь надеяться, что — временные, вызванные не слишком
жизнеутверждающими обстоятельствами…