- Так в какую мне сторону-то?
- Да по тропке всё, она и выведет, куда надобно, - с этими
словами Любомир вновь шагнул в дерево и исчез в нём.
Ничего иного не осталось, как идти по тропке. А Леший – юморист:
вдоль тропы то и дело встречались разномастные грибы во множестве и
ягодные поляны, собрать которые потребовалось бы значительное
время. И честно признаюсь, хотелось начать собирать, не пропадать
же такой красоте, но всё же, пришлось себя перебороть и продолжить
путь, оставляя всё это кому-то другому. Где-то всё также дятел
обстукивал кору, выискивая жучков-короедов, ему вторил его собрат,
а может, и ни один. Среди малинника явно кто-то активно выбирал
ягоду, не щадя поросли, то и дело прошмыгивали косые, чем-то
напуганные ещё до того, как примечали меня.
-Ку-ку, ку-ку, - донеслось из крон.
- Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?
- Ку…
- Не понял? Залагала что ли?
- Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку…
- Хм, точно залагала.
- Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку…
Стало казаться, что тропа водит меня кругами меж трёх сосен,
мешающих своими верхушками ленивым облакам. Но к счастью или горю
прежде появилась чернеющая проплешина, и вскоре тропу преградили
уродливые ссохшиеся деревья, от которых, казалось, пытались
отстраниться живые сородичи, боясь подхватить заразу,
расползающуюся по потрескавшейся коре лишаём.
Под сухостоем выгоревший мох, наступи на него, и тут же
просочится глинистая жижа, смердящая тухлятиной. А дальше редкие
изувеченные деревца поднимались прямо из стоячей болотной воды,
посреди которой одинокие холмики не казались спасением. Да и
заросли хвоща, чёрного папоротника и пожухлого камыша, растущие
проплешинами и скрываемые густо стелящейся дымкой, вряд ли
указывали на те места, где можно пройти.
Тишина, мёртвая, давящая своей бестелесностью, но даже птицы
молчали, хотя ещё десяток шагов назад их голоса доносились
отовсюду. Я взглянул на карту, прошёл около пяти вёрст, если в
расчётах не ошибаюсь, я именно там, где должен быть. Что ж,
придётся лезть в это болото, надеясь, что сразу не утону, и пиявки
здесь безобидные – не переношу пиявок.
- Если не вернусь, коммунистом меня не считать, - с этими
словами я шагнул.
Стоило только пересечь незримую границу, отделяющую два мирка,
как ветер, резкий и пробирающий до костей, ударил в лицо сразу же,
сухие ветви застегали, и лишь плотный туман не реагировал на
внезапные порывы, густо стелясь и скрывая под собой явно гиблые
воды. Тут же разыгралось воображение, что повсюду из воды и мха
торчат не полусгнившие пеньки, а скрючившиеся в муках покрывшиеся
плесенью и древесными грибами несчастные, угодившие в смертельную
ловушку и погибшие в жутких муках.