ю!
Помнишь, как наш Камбиз раскурочил Египт?
Помнишь ты, как царь Кир вас сподобил?
Извини, что Аман был противусемит,
Он мизинца Эсфири не стоил».
И луна розовела вослед нам, когда
Выползали мы с ним из пивзала,
И народ ликовал, и Давида звезда
Над реактором (мирным) мигала.
«Вот я и говорю… н у, не я, может… так …»
Вот я и говорю… н у, не я, может… так
То не важно, ведь верное Слово:
Хоть Аллах и велик, но совсем не пустяк,
Что не более, чем Иегова.
Бог же всем заявил, что один и един,
Без дробленья и всяких схоластик.
Из-за вас мне беда: тут идти в магазин,
А Он взял и послал меня на стих.
«Ты никогда не будешь ездить!..»
«Ты никогда не будешь ездить!» —
Орал инструктор, плюнув в пол
(Нажав на что-то не в том месте,
Штырём я шину проколол).
Уж сорок лет вожу машину,
Километраж мой – за Луной,
Но прав жлобок-инструкторина:
Пробито чем-то сердце-шина —
По жизни ездить не дано.
Седрёная[2] доисторическая
…блокотясь локотком, ем себе я мацу,
Но заходит Колян… бьёт меня по лицу…
И твердит мне в него (по которому бил):
«Что ж ты, блин, не сказал, что в Египте ты был?!»
Я ему говорю: «Это было давно».
А он жёстко в ответ: «Всё равно, ты говно!»
Ну, я взвился тогда (пью ж четвёртый бокал):
«На хрена те нужон с фараоном скандал?
Ты что думал, козёл, по пустыне бродить, —
Я ему говорю, – это шутки шутить?
Без закуски, без вех. Вмыслись, мил человек,
Да ещё за углом ждёт тебя амалек.
И назад уж нельзя (ведь в Египте бардак),
А вперёд – сорок лет Мойше кружит, босяк.
Так что брось ты чудить, лучше выпьем, Колёк,
Я – четвёртый бокал… ты – восьмой пузырёк».
И Колян задобрел, и немножечко сник,
И поник головой, и к бутылке приник.
Было нам хорошо… Дождик лил за окном,
И не знал я тогда, что покину свой дом…
По прошествии лет… пью четвёртый стакан…
И Египет – сосед… Лучше был бы Колян…