- Сливко, Сливко, - проговаривал я,
начав расхаживать по кабинету. – Да это же маньяк! – я резко
остановился.
На криминологии мы изучали серийные
убийства и психологию лиц их совершающих, а Сливко, наряду с
другими маньяками, был одним из наших учебных пособий.
И что мне с этим знанием делать?
Поделиться с кем-то или самому отрабатывать? Вот только законных
оснований влезть в расследование убийств у меня не было. Служу я не
в Ставрополе, где живет Сливко и я не прокурорский
следователь.
- Чертово радио, - сплюнул я и вновь
принялся наматывать круги по кабинету. И без того проблем выше
крыши, еще и это. Лучше бы не слушал его.
Сгонять что ли в Ставрополь? Хотя
Сливко вроде не из столицы края. Впрочем, узнать его
местожительство не проблема. Больше волнует, как я объясню местным
правоохранителям свои знания. И как их убедить провести у него
обыск и найти киноматериалы, которые маньяк наснимал за десять лет
истязаний и убийств? Прикинуться случайным свидетелем его зверств
тоже не выход. Я банально не помню точных дат совершения им
преступлений.
Неожиданно заработала громкая связь,
следственно-оперативную группу вызвали на кражу и мысли о маньяке
пришлось отложить.
То, что дело сильно запутано, я понял,
как только мы прибыли по адресу. На первый взгляд ничего необычного
коммунальная квартира, куда мы вошли, в себе не таила. Но так
думалось ровно до того момента, как старуха, что нас вызвала не
подвела к своей комнате.
Мы со Скворцовым и
экспертом-криминалистом Котляр в недоумении уставились на дверную
ручку, что была опутана нитками.
- Это что? – первой спросила о
непонятном Инна.
- Пряжа. Я из нее носки вяжу, - охотна
пояснила старуха-божий одуванчик. Маленького роста, сгорбленная, с
морщинистым лицом и седыми волосами под головным платком. Кроме
цветастого платка на ней был старый потертый плащ. Опиралась
Лукерья Матвеевна Прошкина на тросточку, а на пол возле ее комнаты
была сгружена заполненная продуктами холщовая сумка.
- Вернулась я, значит, из магазина, -
принялась она объяснять дребезжащим от старости голосом, - а
узелков-то не десять, а всего восемь! – посмотрела она на нас со
значением. – Я давно Катьку подозреваю, что та у меня вещи ворует,
- старушка обвинительно качнула тростью в сторону соседской
двери.
Та мгновенно открылась и на пороге
материлизовалась дородная женщина лет пятидесяти с накрученными на
бигуди волосами и в домашнем, длиною до самых тапок,
халате.