Капители так тяжелы, что трудно представить их поднятыми на колонны.
Плющ покрывает упавшие и не потерявшие за тысячелетие связь камни.
На берегу реки стоит маленький двухэтажный дом. Это дворец бывших имеретинских царей.
Дом этот углом охвачен большим зданием гимназии.
Между большой гимназией и маленьким дворцом растет дерево, огромное, как эпическая поэма. Дерево невысоко над землей распадается на несколько огромных стволов.
Оно больше того дерева, на котором жили Паганель и Роберт Грант.
Под таким деревом можно судить народы и собирать войска. Вероятно, оно и было дворцом имеретинских царей, а дворец при дереве – сторожка.
В городе балконы висят над речкой, дома украшены арочками.
Кругом, на склонах гор, сады и виноградники.
Вот умер отец. Рион бежит, на Рионе те самые большие, мохнатые от ударов о камни бревна. Дома покрыты сиреневой пеной.
Книжки с индейцами еще не прочитаны, и не дочитаны еще революционные брошюры ростовского издания, и на Кавказе еще стреляют.
Он здесь дома, а надо уезжать, нечем жить. В доме три рубля. Надо куда-то деваться. Поехали в Москву. Москва большая. Там должно что-то случиться.
«За Тифлисом начались странные вещи: песок – сначала простой, потом пустынный, без всякой земли и наконец – жирный, черный. За пустыней – море, белой солью вылизывающее берег. По каемке берега бурые, на ходу вырывающие безлистый куст, верблюды. Ночью начались дикие строения – будто вынуты черные колодезные дыры и наскоро обиты доской. Строения обложили весь горизонт, выбегали навстречу, взбирались на горы, отходили вглубь и толпились».
На станциях железные вышки. Говорят, это от комаров. Комар так высоко не залетает.
Пустыня, даже воду везут в цистернах.
А дальше белые хаты, гуси на полях.
Гуси на полях, как брошенная изорванная бумага. На горизонте ветряные мельницы, потом начались русские, непестрые леса.
Показалась Москва.
Он много видел ребенком, Владимир Маяковский, и ему было о чем вспоминать.
Есть сказка о том, как мужик сам делал погоду и забыл ветер, а ветер нужен для ржи, когда она цветет.
Кавказ сохранил Маяковского, Кавказ дал ему Россию новой, свежей, даже звуки родной русской речи были новы.
Будем благодарны ветру перевалов.