- Ну что, Сухроб, как ночь прошла? Рассказывай.
- Плохой ночь, Максим. Савсем плохой. В подсопка двери нету, и я
всю ночь не спал. Боялся.
- Так ты что, вообще уснуть не мог? Ну, в подсобке – да, без
дверей холодно. Но инструмент в торговый зал перетащить можно, а он
закрывается.
- Какой спать, Максим, какой там спать? Сначала боялся, что вор
или хулиган пьяный залезет, потом туман пошел. А утро все вокруг
савсем с ума сошли. В машинах орет сигналка, собака лает и рядом
три раз с травмат стреляли. Свет погас на улица, мобила не
работает. Какой спать, Максим? Я подумал начался революций, как в
Таджикистан или Киргизия, но нет, не революций, в революций
стреляют больше и по-другому.
Максим, как и подавляющее большинство сверстников, был
немножко националистом. Последние иллюзии о дружбе народов из него
выбила срочная служба, причем выбила в самом прямом смысле слова. В
части ПВО, где он служил, столкновения между диаспорами происходили
регулярно, он лично участвовал в коллективных драках и ушел на
дембель с устойчивым чувством неприязни к представителям южных
республик. Но жизнь, она такая штука – сложная…. Гарик, к
примеру – адекватный, а Сухроб – вообще хороший и простой пацан.
Макс вовсе не исключал, что при определенных обстоятельствах их
лояльность к русским может испариться, но воротить нос от человека,
который за тебя горой и прикрывает спину?
- Сухроб! Разжигай примус – поедим с тобой нормально. Одним чаем
сыт не будешь. Только прикрой со стороны улицы. Черт его знает,
кого на огонек занести может.
- Да, Максим, покушаем. У меня китайский лапша есть – много. И
бульонный кубик.
- Гыыыы…. Да выкинь нафиг свои бич-пакеты. Вот котлеты с
пирожками, сало. Сухроб, кстати, ты свинину жрешь? А то у меня сало
есть.
- Свинину не жру, а сало давай, порежу. Я не видел, с чего сало
сделан - значит жру.
Впервые за сегодняшнее утро Максим увидел нормальную
человеческую улыбку и на душе немножко полегчало.
Не смотря на то, что котлеты с жареной картошкой и пирожки с
рыбой выглядели аппетитно – кусок в горло лез тяжеловато. Обоих
доставала тошнота и сладковатый запах, который, впрочем, стал
немного меньше. Туман почти рассеялся, и в окно проглянул памятник
Петру Первому, установленный посреди небольшой площади. Бодро
рассказывающей о своей родине Сухроб