– Что это? – спросил Николай без особого энтузиазма.
– А вы разве не помните? Ухтомский про нее давеча говорил. Это гадалка. Говорят, чертовски хорошая. Местные ее даже слегка побаиваются.
– Очередная восточная Кассандра, – лениво проговорил цесаревич Николай и зевнул. Восточные гадальщицы интересовали его гораздо меньше, чем красавицы альмеи, танцующие в прозрачных платьях и откровенно заигрывающие с гостями. К тому же ему сильно захотелось холодного шампанского, чему способствовали сухая погода и густая египетская пыль, набивающаяся в рот и ноздри. – Шампанского бы сейчас, – тихо проговорил Николай.
– Погодите, Ники, будет вам шампанское. Вернемся в «лагерь», и я вас угощу. А сейчас давайте зайдем, страсть как люблю всяческие гадания! Как там у вашего поэта? «Не властны мы в своей судьбе…»
Николай хотел остановить кузена, но остановить греческого принца, если он что-то твердо решил, не в состоянии был бы даже эскадрон гусар. Николай пожал плечами и уныло поплелся следом.
– Интересно, она хотя бы красивая? – задумчиво проговорил Николай, прикрывая нос от пыли платочком.
– А как же! И в самом соку – лет девяносто, наверно!
Георгий остановился перед дверью, быстрым, ловким движением поправил галстук и котелок, подмигнул Николаю и несколько раз громыхнул кулаком по темным доскам. Затем, не дожидаясь ответа, толкнул дверь и вошел внутрь.
Внутри царил теплый полумрак, освещаемый тусклым светом потрескивающих свечей, которые в нестройном порядке теснились на каменных полках. Пахло какими-то благовониями вперемешку с жженой травой. Запах, впрочем, был приятный – мягкий, обволакивающий, успокаивающий.
Лишь когда глаза немного привыкли к темноте, молодые люди разглядели в глубине комнаты женщину. Она сидела за каменным столиком – по-европейски, на стуле. Худая, прямая как палка, с лицом, прикрытым черным полупрозрачным покрывалом. Обнажены были лишь кисти рук женщины, неподвижно, как два спящих белых зверька, лежавшие на каменной столешнице. Одета вещунья была в странное платье – не похожее на то, в каких щеголяли местные женщины, но и не европейского фасона. Скорее оно напоминало цыганское платье.
– Входите! – сказала вдруг женщина по-французски хриплым голосом. Акцент был сильнейший, но произнесено было, несомненно, по-французски.