– Главное, отгула потом не допросишься. Не говоря что премии.
– Ориентировка тоже дурацкая. Таких, как этот Кузнецов, – бездна. (Кивает на зал.) Вон, сидят. Хихикают.
– Ладно, давайте сначала. Дома его нет?
– И телефон не отвечает.
– На даче?
– Там крапива одна. (Показывает.) Вон, руки пожег по локти. (Виновато.) Смородина у них сладкая…
– Ну, я не знаю тогда… У любовницы были?
– Нет у него никакой любовницы. Одни мечты.
– Какой-то идиот, прости, Господи…
– Я даже на бывшей работе справлялся.
– И что?
– Не приведи Бог, говорят, снова его увидеть.
– Господа, но если следов нет здесь и сейчас, они могут быть только там и тогда.
– Логично.
– Придется восстанавливать цепь событий. Что-нибудь, да всплывет.
– В прошлое лететь, что ли?
– Хотя бы на год назад.
– Сметой не предусмотрено. Бубну выбьют.
– Дня на три, больше разговоров…
– Ты еще титр по экрану пусти, как в американском сериале: «a year earlier».
– Да пожалуйста. (Взмахивает рукавом балахона и соответствующая надпись появляется на занавесе.)
– Ну, допустим. А как вся эта байда начиналась, кто помнит?
– Кажется, была пятница. Верняк, пятница! Мы после работы к Лициске собирались…
– А место действия?
– Ну, как же – онкологический диспансер… Где же еще. Второй этаж, кабинет 231.
– Очередь на прием к урологу.
– Точно, точно… Припоминаю. Ну, так что? Поехали?
Свет гаснет, балахоны исчезают. Поднимается занавес.
На сцене – фрагмент коридора перед смотровым кабинетом. На двери висит табличка – «Уролог. Доктор медицинских наук М. А. Задорнов». Над дверью – круглые часы и сигнальный плафон для вызова больных. Сидя на железных стульях, приема ожидают четверо мужчин. Они подавленно молчат. Б у д е т е, лохматый субъект в круглых очках, уткнулся в газету. В ногах у него – целлофановый пакет. Л я к и н, коротко стриженный, в футболке с надписью «Ненавижу работу», грызет ноготь. В ногах у него стоит спортивная сумка с привязанной георгиевской ленточкой. К у з н е ц о в, одетый в обыкновенную рубашку и джинсы, сидит со скрещенными на груди руками и делает вид, что дремлет. Только старик П а н к р а т о в, увешанный медалями и орденами, беспокойно крутится на стуле, поглядывая на соседей. Он вздыхает, покашливает, что-то невнятно бормочет. Неожиданно начинает ощупывать сетчатую поверхность стула у себя между ног.