– Ты кто такой? – коротко спросил Кассий и упёрся ладонями в колени.
– Я Хабул, – быстро ответил несчастный толстяк и снова закатил глаза к небу. К квестору подошёл местный купец и что-то тихо сообщил.
– Хабул, у тебя семь сыновей, – обречённо вздохнул Гай, – где они?
– О, горе мне! – снова взвыл Хабул. – Вчера мой старший сын умер. А сегодня его хоронят. И все люди моего дома пребывают в великом…
– Хабул! – резко оборвал его Кассий, и тот от неожиданности даже вздрогнул. – Сколько лет твоему умершему сыну?
– Двадцать, о солнцеподобный римлянин!
– А второй сын где?
– Он пошёл за жрецом, чтобы совершить сегодня обряд на святой горе…
– Хорошо, а третий?
– Он вместе со слугами выбирает баранов для жертвенного огня и поминальной трапезы.
– Но второй сын вернулся со жрецом? Ведь похороны сегодня? Где же он? – спросил Кассий.
– Боги разгневались на него за то, что он не смог перенести жреца через ручей и замочил ему ноги. Мой сын поскользнулся на мокром камне и сломал себе ногу.
– Ну и ну! И что, он остался в горах с баранами?
– Да! Мне пришлось отправить туда третьего сына. Он остался в горах сторожить стадо, потому что старый пастух так любил моего старшего сына Гевора, что всю ночь обливался слезами, упрашивая его остаться. Он хотел сам проводить моего умершего сына в последний путь. Он воспитывал его на коленях, как родная мать…
– Ну, ты и врун! А четвёртый сын?
– О, он ещё юн, – опустил взгляд Хабул, – и выбрал для себя путь жреца. Поэтому с весны этого года он живёт не в моём доме, а в храме. Ты можешь спросить у старшего Равиля, он знает, – стоявший рядом с Кассием купец коротко кивнул головой. Лацию становилось интересно, как дальше будет выкручиваться этот пройдоха, и он подошёл поближе.
– Ладно, – согласился Кассий, – а остальные сыновья?
– Какие остальные? – с искренним удивлением спросил Хабул.
– Ещё трое!
– А-а, эти! Так они совсем ещё маленькие. Одному год, другому – три года, а третьему – семь лет.
– Тогда плати откуп и приводи замену, – буркнул Гай. Он снова сделал знак слуге, и тот послушно поднёс мешок с водой. Она уже стала тёплой, но лицу всё равно было приятно. Саднящий зуд на какое-то время ослаб. Не вытираясь, он посмотрел на продолжавшего что-то бормотать толстяка и спросил: – Зачем ты столько говоришь? Неси деньги!