После тесных помещений плавбазы, на которой команда обреталась раньше, все кажется неправдоподобно большим, и мы с удовольствием обходим новые пенаты.
Из четырех высоких окон кубрика, с казенными шторами и рулонами затемнений на карнизах, хорошо просматривается залив, с чернеющими вдали лодками и небольшим каменистым островом увенчанным створным знаком, похожее на плавающую гусеницу боновое заграждение справа и стоящий на якоре, серый тральщик брандвахты.
Наши «годки» довольно посмеиваются и потирают руки. До формирования экипажа они тут служили и рады возвращению.
– Ну че, кореша, прошвырнемся завтра к соболевцам? – подмигивает приятелям строевой старшина Жора Юркин. – На стакан компоту!
– А то! – басит Серега Корунский, грузно рушась на ближайшую койку.
– Серый – так тут шо, и впрям увольнений нету? – интересуется у него Витька Иконников
– Не, – крутит вихрастой башкой Корунский. – Мы ж у черта на куличках. Дальше только Полюс.
– Вот тебе и флот, мать бы его еб! – с чувством декламирует Саня Ханников, и этаж откликается гулким эхом.
Через несколько часов целенаправленного труда, все приобретает жилой вид.
Кровати образцово заправлены, палуба сияет первозданной чистотой а на вешалке красуется длинный ряд матросских шинелей с шапками. Тут же, у обязательной тумбочки, солидно прохаживается дневальный, с повязкой «РЦЫ», нацепленной на рукав.
– На клев! – орет он ровно в час, и мы, напялив шинели, сбегаем по гулким ступеням вниз, строимся и направляемся в сторону камбуза.
Его белый куб высится на сопке в конце казарменного городка, и туда, со стороны базы, ходко топают экипажи лодок.
– Прибавить шагу! – бухтит шагающий сбоку Жора, и сапоги громче хрустят по снегу.
К камбузу ведут три широких пролета бетонной лестницы, и, скользя по наледи, мы карабкаемся вверх. Морские строи напористо вливаются в широко распахнутые двери, слышны веселые голоса и мат.
Наш этаж третий.
Нацепив на вешалки шинели и шапки, а заодно и выставив пару вахтенных (иначе шустрые коллеги обязательно чего-нибудь сопрут), мы вваливаемся в громадный зал, наполненный гулом голосов и лязгом посуды.
– Сюда! – появляется откуда-то взмыленный интендант и тычет пальцем в четыре стола в центре.
Мы рассаживаемся за каждый по десять, берем в руки «орудия труда» и приступаем к трапезе.