– Всё, теперь уходи, – вдруг сказала Итуш.
Ях вздрогнула, нехотя повиновалась. Она бросила взгляд на возлюбленного. Тот лежал на соломе и шкурах. Кровь уже не хлестала из раны как прежде. Девушка испугалась. Она не понимала, радоваться или скорбеть.
– Чего стоишь? Ступай! – зашипела старуха, и девушка, охваченная смутными предчувствиями, выбежала на улицу.
Там столпились в ожидании едва ли не все жители деревни.
– Говори! Чего там? Как он? – послышалось со всех сторон.
– Кровь остановилась…
– И то хорошо, – с облегчением вздохнул кто-то.
– А не помер ли? – засомневался другой.
– Чего несёшь, дурень? – перебил того третий.
– Хватит болтать! – прикрикнул на зевак и спорщиков Эф. – Расходитесь по домам! Да скот пригоните. Не ровён час степняки вновь наведаются.
– Я никуда не пойду! – возразила Ях.
– Конечно, дочка. Побудь здесь. И я с тобой. Глядишь, Итуш чем-нибудь да порадует.
– Спасибо, отец. – Девушка с благодарностью взглянула на Эфа, прильнула к нему, уткнулась в широкую грудь и расплакалась.
– Будет, будет тебе. – Эф крепко обнял дочь. – Перестань, а то и я зареву.
Старейшина отстранил от себя Ях и направился к соседней землянке. Там лежала без всякого прока дубовая колода. Мужчина схватил её здоровенными ручищами, взвалил на плечо и направился к дочери.
– Вот, садись. Так сподручней. – Эф вытер рукавом пот со лба. – Чего понапрасну столбом торчать?
Ях робко присела.
– Ну, ты того, тут побудь, а я, пожалуй, пойду, – неловко проговорил Эф.
Он не хотел покидать дочь, но и смотреть на её страдания был не в силах. Дикарь, повидавший на своём веку множество смертей, так и не смог свыкнуться с женскими слезами. Они воскрешали в памяти покойную жену. Воспоминания доставляли нестерпимую боль, и сердце сжимала неизъяснимая тоска.
– Куда ты, отец?
– Да вот же, пастухи убили двух лошадей. До темноты надобно разделать туши. Наши взяли в плен степняка. У него раздроблена нога и разбито лицо, но жить будет. Допросить бы…
– Хорошо, иди, – отрешённо промолвила Ях.
Эф замялся, переступая с ноги на ногу. Потом махнул рукой и пошёл прочь, упрекая себя за слабость.
Ях не корила отца. Она всё понимала. Он не мог ей помочь. Его сила и любовь не поставят на ноги Керта. К тому же хотелось побыть одной, выплакаться, и в лишних свидетелях она не нуждалась.