«…Жизнь люблю, но нашу жизнь, (…) русскую, обывательскую – терпеть не могу…»[2] – и всё же, сублимируясь в надежды и мечты, что должны непременно сбываться (а иначе – какой же во всем этом смысл?!), жизнь виделась Нике прекрасным фрегатом, легко скользящим по спокойной водной глади в лучах восходящего солнца. Он грезился входящим в гавань в свете солнечных лучей рано утром, на заре, качаясь на легких волнах и блистая шелком белых парусов, вздувающихся порывами ветра, неся свет душе и радость сердцу; получалось же иначе: фрегат был темен и разбит, кренился на один борт, расчерченный пробоинами, скрипя старыми переборками, и вечерние волны омывали мрачные стены его бортов, щедро захлестывая через края, покрывая пенными всплесками грязную палубу, черные рваные паруса полоскались на ветру… Он входил в вечернюю гавань сумрачным видением, и сердце сжималось от этого зрелища, и замирала душа.
«Неужели это и есть мой жребий, моя судьба?» – размышляла Ника, отчаянно пытаясь найти выход. В попытках этих, впрочем, она была не одинока: многие ищут себя, проживая дни один за другим, но в наших ли силах изменить установившийся порядок своей жизни? Да и возможно ли это?..
Ожидание лучшего свойственно живой человеческой душе, оно рождается и присутствует в крови и плоти сродни надежде, что всегда рядом, поддерживая человека в любой момент пути; главное – никогда не забывать об этом природном свойстве двух человеческих качеств. Ника явственно понимала это, принимая как данность то, что невозможно изменить, но снова и снова возвращаясь к попыткам «взбить лапками масло», невольно проводя параллель с поступком импонирующего ей персонажа русской народной сказки. Так поступает множество людей, ищущих свое «я» в бесконечной временно́й спирали жизненного пространства, делая мысленные попытки откорректировать это пространство с помощью эмоций, ибо по-другому оно не поддается никакой корректировке, даже несмотря на имеющую место теорию о материальности мысли. Не являясь фаталисткой, Ника подобные идеи всё-таки не отторгала, «вылавливая» их из происходящего и услышанного и примеряя к некоторым событиям собственной жизни, и нередко (но, впрочем, и нечасто) они оказывались очень кстати, словно из той же оперы.
Аналогичны истоки связующих звеньев между людьми, волею судеб представленными друг другу: многое ясно в первый момент знакомства, даже не знакомства – взгляда, непроизвольно синтезирующего на уровне мыслей-полутонов некую образную оценку одним человеком другого; в этот неповторимый момент, когда ничего еще не сказано и не сделано, тембр молчавшего доселе голоса не уловлен на слух, улыбка не встречена взглядом, мимика не изучена, – иначе говоря, никакого посыла пока что нет – лишь восприятие друг друга на весьма тонком, подсознательно-сенсорном уровне. Но: первое восприятие является основополагающей деталью дальнейшего общения, разумеется, при условии, если оное следует из данного знакомства, переводя