«Хлопцы! Будет ныне сеча…»
Оборвал свою он речь
И велел, тут, недалече,
Казачкам своим залечь.
И стеречь, стеречь, стеречь!
Между тем шум нарастал.
Стало ясно: враг скакал.
Пики-копья наготове,
Казаки уже в седле…
Невезучие панове
Тоже пьяные в седле.
И пошел разбой-грабеж
К удивленью пьяных рож.
Что творили казаки,
Надо видеть, мужики…
Барин был слегка богатый.
Просто ехал он до хаты,
Ехал прямо от сватов,
Потому и был «готов».
Издевались казаки кто
Как мог, и как могли.
Все бы было ничего,
Да при нем была краса,
Ниже пояса коса.
Это был уже трофей,
Только чей? А так, ничей!
Атаман разгорячился,
Через пять минут был пьян,
А с чего он так напился
Он не понял даже сам.
Но скорее так влюбился,
Молодым был атаман.
Раскисать при бабе статной
Не хотелось, не с руки.
Как-никак дружиной ратной
Правил, мать их – казаки!
Барин быстро протрезвел
И со страху осмелел:
Как мужик с такою харей
На него переть посмел!
Да и девку молодую
Червь вонючий присмотрел?
Тут пришла пора наглеть
Атаману, крикнув: «Геть!»
Он рванул и пару раз
Сунул барину меж глаз.
Тот мешком на землю пал,
Скорчился и застонал,
И невнятно, что-то вроде
Промычал: «Я так и знал…»
Девка сцену оценила
И вовсю заголосила:
«Мужики совсем рехнулись
Мать святая помоги!
И меня обереги
От проклятых кобелей…
Сбереги, а я ей-ей…!»
Что она сказать хотела,
Но, как видно, не успела
Знает только один Бог,
Потому что бело тело
Сгреб в охапку атаман,
И как мог, и как не мог
За собою поволок.
Казаки в раз растерялись,
Матерились и ругались…
Созревал бунтарский план,
В планах новый атаман…
Да еще тут этот пан…
Барин-пан меж тем очнулся,
Про себя, как мог, ругнулся,
И с прищуром, вспомнив сан,
Из бурьяна вылез сам.
Слово молвил казакам,
Что, мол, бросил атаман,
Променял на бабу братьев,
Сбег, и грош ему цена,
И судьба ему одна:
Али дыба, аль тюрьма…
Семя брошено не зря,
Пригорюнилась «родня»…
Но сюжет вновь изменился:
Атаман с красой явился.
Девка краскою пылала,
В волосах бурьян торчал,
Атаман свет излучал…
И в глазах тот свет искрился.
Пыл казачий испарился,
Счастье было налицо,
А на девушке – кольцо.
Лик пановий зеленел,
Хохол спал, а лоб вспотел:
Мир, как будто, серебрился,
От подарков бил озноб.
Ни один не поскупился,
Мокрым стал у пана лоб:
На подарки шло его —
Пана-барина добро,
И старик совсем смирился.
Молвил казакам он речь: