Таймыр, жестокие морозы, энтузиазм. Поиски истины.
Пробежав строки, наполненные бездарностью и пафосом, обратил внимание на автора.
– Ола ла! Антон Колесников!
Тут же, его должность в солидной компании.
И Шилов собрался в дорогу.
Стремительно поднялся с дивана. Подошел к столу.
Глядя на снующие пальцы печатающей секретарши.
– Скажите, как зовут жену Антона Николаевича?
И она, растерявшись от неожиданного вопроса, удивленно вскинув брови.
– Эльза. Они месяц назад жемчужную свадьбу отметили.
Ей чуть за тридцать. Но об этом знает она, да летящие навстречу снежинки. Трогательный силуэт, свежесть лица, изящность и лёгкость походки.
Взглянув, не определишь ни возраста, ни семейного статуса. Тонуть в глазах – ничего не сказать. Бездонность.
Из тех, что заставляет обернуться при утренней спешке, отыскивая её взглядом в толпе.
История, словно начатая акварель, со слабыми красками и размытая временем, известна лишь близким подругам, немногим сотрудникам по работе.
«Слава Богу, ни сочувствия, ни дружеской снисходительности».
Нейтральность диалогов; городские новости, косметика, модные сапоги для наступившей стужи. «Как они могут так много курить»?
«На третий день цветения сакуры, в воздухе цвета персика, над ледяной вершиной горы» – присутствие какой-то лёгкой тревоги, с ощущением холода и бесприютности.
Мысли путаются.
– Тебя к телефону!
Беспокойный был сон, стремительный, почти не запомнившийся. Чёрные ветви за стылым стеклом.
Хочется горячего чаю.
В высоком светлом здании, по ночам, из-за освещения, напоминающего средневековый замок, одна такая. Остальных забирают мужья, подкатывая к парадному на автомобилях к концу рабочего дня. Бип – бип! Закрывающиеся двери, взмах руки, хруст снега под колёсами.
Отрицая торопливость, плавно ступая по лестнице, поворачивает к универсаму. Кефир, галеты, фрукты. Медленно идя по людной улице, задерживается возле строящегося храма, откуда видна излучина реки, дальний берег, низкое солнце. Сверкающий лёд, заснеженность, белая пелена.
«Что? Вы ошиблись, я не Светлана».
Мягко улыбнувшись, уходит, уходит в сумерки, в свет фонарей, растворяется в сверкающей замяти.
Чуть зябко. От холодных огромных окон, от уличного сквозняка. От одиночества.
Знакомые, близкие уголки. Тёмные, с искрами отсвета рекламы. Пульсация времени, разбавленная непонятной грустью.