».
Она мучительно поддерживала беседу во время чаепития, а он безумно жалел ее, эту постаревшую, прекрасную и добрую женщину, подарившую для него необъятный мир литературы, языка, трепетного отношения к книгам.
Уже торопясь, стараясь избавить ее от своего присутствия, целуя ее руку, прощаясь, услышал.
– Сашенька, а ты знаешь, она приезжала год назад…
У него чуть сердце не разорвалось, это было так неожиданно, до этого ни слова не было ими произнесено, ни намека, даже взглядом.
– И у меня есть номер телефона, по которому ты можешь позвонить ей.
– Зоя Александровна, милая вы моя! Как же так? Неужели вы ее видели? Как она?
Он, будоража себя воспоминаниями, все никак не мог спросить главного, не находя соответствия прошлого с настоящим. А она вдруг заплакала, вынула носовой платок и, промокнув им глаза возле самой переносицы, улыбнулась сквозь слезы и попросила заходить, когда будет свободное время.
На улице плавился день, возвращаясь в гостиницу, крепко сжимая в кулаке сложенный листок с бегущим, скорым женским почерком, думая о счастливой случайности и возможности позвонить в любую минуту, услышать ее голос, дыхание, но не решался набрать вожделенный номер.
И уже вечером, после ужина, стоя на гостиничном балконе, глядя на солнце, погружающееся в пылающий от заката лес, испытывая юношеское возбуждение, мгновенным пробегом пальца выстроил одиннадцать одушевленных его воображением цифр, и нажал кнопку вызова.
– Да!
Оглохший и ослепший на краткий миг от знакомого до сердечной боли голоса, глотнув воздуха, произнес.
– Здравствуй Вера!
И тут же без паузы, она.
– Здравствуй Саша, я знала, что ты позвонишь. Как ты?
– Все относительно. Желания идут чуточку впереди. У тебя-то как?
Она задумалась на секунду, он представил ее глаза, ее губы, легко сжимающиеся при раздумье или волнении, и все-таки услышал, как она вздохнула.
– У меня все хорошо. Только устала немного от работы.
И она, прорываясь дорогими для него нотками в голосе, начала говорить о своей работе хирургом, об операциях и ночных вызовах, о бессонных ночах и изматывающих днях, и слушая ее, он вдруг понял, как всегда они были близки друг другу, что ей просто необходимо выговориться и терпеливо ждал, слушал и слушал совершенно неизменившийся мягкий тембр своей юности.
– Вера! Ты можешь приехать? Я пробуду здесь три дня.