Мартынов, по обыкновению своему, был облачен в щегольское полупальто, наброшенное поверх черной шелковой рубахи.
– Здравствуй, Арсеньюшка. – Хозяйка сама вышла встречать дорогого гостя.
Первый этаж дома пустовал. Везде чисто, прибрано. По всему было видно, что гостя здесь ждали.
– Давненько ты к нам не хаживал. Соскучиться успели по тебе мои девки… Да и я, знаешь ли, вспоминала.
Бобрыкина пыталась скрыть волнение за широкой, не потерявшей еще обворожительного обаяния улыбкой.
– Я тоже рад, Федотья.
Мартынов опустился на широкую оттоманку, поставленную по центру роскошно обставленной гостиной.
– Рад, а редко заходишь, – посетовала она.
– Не сердись, хозяйка, я тебе кое-что принес.
Мартынов жестом подозвал к себе Егора.
Юный рыжеволосый подельник Мартынова тут же поставил перед ним на ковер персидского рисунка небольшой саквояж. Мартынов вынул из кармана крохотный ключик, и через мгновение саквояж был открыт. Взглядам присутствующих предстала чарующая картина. Саквояж был полон драгоценностей.
Федотья даже ахнула.
– Ну что ты, милая! Обижаешь. – Мартынов с улыбкой посмотрел на женщину.
Бобрыкина тут же растаяла. Под властным магнетическим взглядом Арсения не могла устоять ни одна женщина.
Мартынов вынул из саквояжа золотую фероньерку с прикрепленным к золотому обручу сапфиром.
– Красавец ты наш! – Глаза Федотьи наполнились слезами. – Прелесть-то какая!
Мартынов самолично подошел к хозяйке притона и аккуратно надел ей на лоб украшение.
– Арсений… – прошептала Бобрыкина, но Мартынов, казалось, уже не слышал ее.
Он придвинул саквояж к оттоманке и принялся выкладывать на диван украшения. Серьги с сердоликом, бриллиантовые подвески, медальоны с локонами, браслеты, брошки и камеи ложились в аккуратные ряды. Черный и белый жемчуг, агаты и ониксы, топазы и гранаты образовывали заметно возвышающиеся на поверхности дивана горки.
– Федотья! Ты Косого позвала? Просил я тебя давеча.
Мартынов захлопнул саквояж.
– Конечно, Арсеньюшка. Нешто мы твоего слова ослушаемся?
Бобрыкина быстро вышла из гостиной, а через минуту явилась вновь в сопровождении хромого старичка. Один глаз у него был прищурен. Другой, напротив, широко раскрыт, будто он смотрел через монокль.
– А ну, Косой, примени свое искусство. Разбери-ка добро. Да оцени золотишко. – Арсений встал с дивана, уступив свое место ювелиру.