Как ни испугался он, как ни изумился, попав в положение столь неприятное, все же, несмотря на присутствие песьей своры, страх, терзавший Мальчика, был бы сильнее, останься он совершенно один. Псы стали его непрошеными попутчиками. Они, в отличие от железа и камня, были живыми, в груди их, как и в груди Мальчика, трепетала жизнь, и он, отталкиваясь шестом от илистого дна, вознес благодарственную молитву.
И все-таки он смертельно устал, и слабость, соединясь с избавлением от одиночества, только что не усыпляла его. Однако глаз Мальчик старался не закрывать и, достигнув противоположного берега, соступил через борт челнока в теплую лунную воду, и псы, развернувшись, поплыли, точно темный ковер, вспять.
Итак, Мальчик остался один, и страхи вернулись бы к нему, не будь он так изнурен. Теперь же он просто вскарабкался по отлогому берегу к сухой земле и там, свернувшись в клубок, мгновенно заснул.
Как долго он спал, Мальчик после и сам не взялся б сказать, но когда он проснулся, день уже был в разгаре, и, приподнявшись на локте, он сразу понял, что все кругом ему чуждо. Этот воздух не был воздухом его земли. Этот был чужим. Мальчик огляделся и ничего знакомого не увидел. Он еще ночью понял, что заблудился, но ныне ощущения его были иными, ибо казалось, что он не просто забрел далеко от дома, но и нечто новое повисло меж ним и солнцем. И дело не в том, не в том, что он лишился чего-то и всей душой желал утраченное вернуть, – нет, что-то ждало его впереди, что-то, с чем встречаться ему не хотелось. Что это могло быть, он ни малейшего представления не имел. Он знал лишь: оно окажется ни на что привычное не похожим. Солнечный свет, падавший Мальчику на лицо, казался горячим и очень сухим. Зрение Мальчика обострилось, как будто пелену сняли с глаз, и запах, ни с какими другими не схожий, начал уже проникать в сознание Мальчика.
Запах не был неприятным сам по себе. Просто к нему примешивалось нечто сладкое, но смутно связанное с угрозой.
Оставив челнок на отмели, Мальчик повернулся спиной к широкой, вкрадчивой реке и сжал ладони. И быстрым, нервным шагом пошел к низким холмам, лежавшим на горизонте – туда, где стены и кровли перемежались деревьями и ветвями деревьев.
Он шел и видел свидетельства, поначалу едва приметные, того, что земля эта пагубна. Пятна голубовато-серых оттенков то там, то здесь попадались ему на глаза. Они ложились тонкими нитями, похожими на улиточью слизь, поблескивали на камне или на стебле травы, растекались по почве, подобно румянцу.