Верящий в людское братство был более образован, его речь более поэтична. Он был знатоком, умело пользующимся словами, вполне учтив и убедителен. Он тоже приберег себе на будущее божественную нишу. Ему также хотелось стать кем-то выдающимся. Эта мысль наполняла его сердце, и ради этого будущего он собрал вокруг себя своих последователей. Смерть прекрасна, сказал он, так как она приближает нас к той божественной нише, ради которой он и существовал в отвратительном и наполненном скорби мире.
Он был абсолютным сторонником передела этого мира, его усовершенствования и усердно трудился ради братства людей. Он считал, что такое стремление с сопутствующей ему жестокостью и разрушением было неизбежным в этом мире, с которым надо что-то делать. К несчастью, если вы хотите выполнения определенных организационных мероприятий, вам придется быть немного безжалостным. Это дело было необходимостью, потому что помогло бы человечеству, и от любого противостоящего ему надо было бы избавляться, конечно, аккуратно. Претворение в жизнь этого дела было крайне важно и не терпело помех. «У других свои пути, – говорил он, но наш путь – особый, и любой, кто мешает, – не с нами».
Приверженец утопии был странной смесью идеалиста и практичного человека. Он руководствовался не Старым, а Новым Заветом. Он знал исход будущего, так как Новый Завет предвещает, что будет в конце. В его план входило создать суматоху, организовать и исполнить то, что предвещал Новый Завет. Настоящее, он говорил, было искажено и должно быть уничтожено, а на его руинах будет построено новое. Надо пожертвовать настоящим ради будущего. По сути, значение имел только человек будущего, а не настоящего. «Мы знаем, как создать такого человека», сказал он, «мы можем сформировать его сознание и сердце. Но мы должны получить власть для выполнения любого благого дела. Мы принесем в жертву себя и других, чтобы установить новый порядок. Мы убьем любого, стоящего у нас на пути. Любые средства хороши, когда цель их оправдывает.
Если итогом происходящего будет мир, то можно использовать любую форму насилия. Если, в конце концов, каждый будет свободен, то тирании в настоящем не избежать. «Как только власть окажется в наших руках, – заявил он, – мы прибегнем к любому виду принуждения ради создания нового мира без классовых различий.