Люська крякнула сигнализацией, запирая машину, процокала каблуками к парадному, но заходить не стала, а, рискуя порвать капрон, вскарабкалась на выступ дома и глянула в освещенное окно. Удовлетворенно кивнув, подруга тут же спрыгнула на асфальт.
– Чего стоишь, пошли! – распорядилась она и, на ходу доставая ключи, первая двинулась в темный подъезд.
Я подхватила клетчатую торбу с барахлом и, путаясь в переметной суме, что охаживала меня по коленям, поспешила за Люськой. На лестничную площадку первого этажа вели три ступенечки. Справа располагалась добротная филенчатая дверь из массива красного дерева, слева – обшарпанная картонная дверка, лет двадцать назад крашенная коричневой масляной краской под дуб. Именно ее-то и принялась ковырять ключом подруга.
Порядком повозившись, но все же в конце концов отворив дверь, Люська деловито прошмыгнула в темное нутро квартиры. Я, сгибаясь и кренясь набок под тяжестью сумки с вещами, ввалилась следом за ней. И тут же налетела на что-то звонкое и металлическое, что впотьмах опрокинулось, покатилось и загудело, как медный колокол. И сразу же откуда-то сбоку на меня грохнулась какая-то палка – не то метла, не то лопата. Вспыхнул свет, и я смогла убедиться, что первое мое предположение, оказывается, было верным. Все-таки стукнуло меня по спине метелкой.
Пока я, согнувшись в три погибели, подбирала с пола и ставила обратно в угол ведра и метлы, вспыхнул свет и из ближайшей двери показался маленький кривоногий таджик в стеганом полосатом халате. Запустив в высоко запахнутый вырез халата пятерню, таджик с видимым удовольствием почесывал цыплячью безволосую грудь и отчаянно, во весь рот, зевал. Завидев Люську, замершую с испуганным лицом у стены коридора рядом с выключателем, дядька что-то пробормотал не по-русски и повернулся, чтобы уйти.
– Здравствуй, Равшан, – пролепетала Люська, улыбаясь натянутой улыбкой.
– И тебе, Люся-джан, здравствуй, – приветливо откликнулся маленький человечек, исчезая в своей комнате.
– Давай, давай, пошееел! – приглушенно донеслось откуда-то из конца коридора.
Орали нараспев густым басом. Такими басами обычно служат праздничные службы в кафедральных соборах и поют арии злодеев в оперных театрах.
– Дядя Веня, – прокомментировала услышанное подруга и припустила по длинному коридору на голос.