И только рассерженный брат направился к двери, как одноглазый включил диктофон: «…Но только мне претит к нему идти. Ведь я знаю, что кормит его напрасная вера…»
Рино оглянулся:
– Не мог я этого сказать, плут. Не мои это слова. Дай послушать все! Прослушав запись три, а то и более раз, брат со шрамом опустил руки и поник головой. Он сидел не шевелясь.
После чего попросил брата снова ввести его в транс, ибо хотел узнать «все, что сидит в его черном сердце».
– Хорошо, – глаза Мигеля были полны состраданием: ему было больно смотреть на брата. – Закрывай глаза и считай свои вдохи. Ты можешь ни о чем не думать: ни о своих страхах, ни о ночных кошмарах. Просто отправляйся туда, куда ведет тебя твоя фантазия. В темноту, где нет ничего, где нет света. Засыпай спокойно, ни о чем не думай. Не думай о вере, не думай об огне. Засыпай…
Рино погрузился в транс.
Мигель продолжал говорить:
– Рино, ты здесь?
– Да.
– Ты в темноте?
– Да.
– Но ты видишь свет?
– Да, фонарь передо мной, а вокруг тьма…
– Что ты чувствуешь?
– Отвращение. Я хочу потушить фонарь и остаться в полном мраке.
– Почему ты хочешь избавиться от света? – сердце Мигеля сжималось.
– Он – ложь. Мы сами зажгли его. Сами держим его в руках и сами же идем на его свет. Это обман. Огня нет. Мы сами несем его перед собой. Мы – мотыльки. Дьявольски умные мотыльки. Мы организованны. Уж если что-то у нас сложилось, как-то повелось, устоялось, то веками не исправишь, тысячелетиями. Но я не с вами. Вы верите, что живете не зря, и поэтому живете со спокойной совестью. Вы верите, что все не зря. Что все где-то копится, и ваши жизни ложатся как одна песчинка к другой. И так строится град. Но не я, брат. Я не чувствую этого. Я погасил свет. Выключил фонарь и остался во тьме, исчез. Нет никакого града. Наша жизнь – это не песчинка. Это дым. Он исчезает, не оставляя и следа.
– Ты видишь еще кого-нибудь рядом?
– Нет, мой фонарь погас. Я погасил его. Я больше ничего не вижу. Пустота…
На этот раз Мигель сам разбудил брата – бесцеремонно шлепнул по щеке.
– Что я говорил? – замутнённый взгляд начинал светлеть.
– Ты говорил, что любишь себя больше Бога! Что свои мысли ценишь больше мира всего. Что поставил Господа на колени пред собой, что ты выше Него.
– Не может быть!!!
– Молчи! Молчи и слушай! Ты возгордился: решил, что прожил достаточно, чтобы судить о жизни. Ты нарцисс, брат мой.