Между небом и гаражами - страница 3

Шрифт
Интервал


Милиция была рядом, в толпе, но и она не знала, что делать.

В то время самосожжение было вещью непривычной. Наверное, это был первый случай. Это теперь поджигать себя стало нормальным делом, а тогда все это было в диковинку.

Мужик сидел с закрытыми глазами, офисная рубашка и брюки были полностью пропитаны бензином. Волосы слиплись.

Чиркнула зажигалка. Круг зевак расширился на полметра. Несколько искорок вылетело, но ничего не произошло. Народ притих и замер.

Смертник чиркнул второй раз, и появился язычок пламени. Взрослые закрыли глаза детям, женщины застонали. Та, что голосила громче всех, заткнула рот кулаком.

Несчастный поднес зажигалку к сердцу – и пламя вспыхнуло, превратив жертву огня в факел высотой в человеческий рост. Сразу же запахло гарью. Мученик сидел неподвижно: не вскочил, не закричал, не начал бегать. Кожа на его теле жарилась и чернела. Через полминуты он, все еще объятый язычками пламени, повалился набок. А еще через пару минут огонь погас полностью. Запах горелого мяса быстро распространился по улице. Люди в оцепенении молча расходились, разрушая почти симметричный круг. Они не верили, что все закончилось. И были немного раздосадованы, осознав, что человек горит всего минуту.

Уходили, потупив взгляд, не произнеся и слова и не понимая причины произошедшего. Для чего? Во имя чего? Какие были его требования? Лежала ли в основе его акта самосожжения какая-то идея?

Неизвестно.

Известно, что это был вторник, 11.00 утра.

Известно, что с виду это был обычный мужчина, лет тридцати двух. Позже станет известно, что звали его Денис.

Ничем не отличающийся от нас Денис.

Но именно он сделал самосожжение явлением будничным. Именно после него это стало нормальным и настолько привычным, что через год о подобном перестали рассказывать даже в теленовостях. А спустя три года это стало общественной нормой. Восемь из десяти граждан в возрасте от 30—35 лет сжигали себя самостоятельно. Для этого даже построили специальные крематории в центре города: огромные, из стекла и бетона, высотой в двадцать-тридцать этажей каждый.

В одном из таких крематориев поздним вечером, когда все офисы на этажах опустели, шеф резюмировал наш двухчасовой разговор:

– В общем, Арсен, надо очень постараться сделать презентацию до среды! Интонации генерального директора были убедительными. Сегодня вечер понедельника, а это значит, что впереди меня ждали две бессонные ночи. Опять придётся отложить встречу с мамой. Уже три месяца не можем поужинать вместе. Хоть и живем теперь в одном городе. Раньше мама жила в Уфе. Но я уговорил ее переехать в Москву под предлогом, что будем видеться чаще. Выходит, обманул – чаще видеться не стали. Работа, работа, работа…