Мужик посерел, лицо вытянулось. Рот открывался – закрывался, глаза стали огромные – ну прям сом на мелководье. Одно хорошо – не орал. Не люблю, когда орут. Тут сразу надо дорабатывать до нокаута, чтобы потом сами себе душу не травили, что так опозорились. В этом бойцовское милосердие. Этот мужик не кричал. Только смотрел, будто в душу пытался заглянуть, да здоровой, неполоманной рукой скрёбся по земле.
Я поднялся, оглядел притихшее стадо, уже готовое подчиняться. И, спокойно отвернувшись, пошёл к «Кастро». Кишка у них оказалась тонка – никто даже не чихнул мне в спину, не то чтобы там ударить или вызов бросить.
– Работать, негры! Солнце ещё высоко! – захохотал команданте и, молодецки спрыгнув с крыши, показал мне рукой, мол, иди сюда.
Автоматчики расширяли круг, тесня толпу, а та рассасывалась, струйками растекаясь по баракам. Молча, словно пришибленные. Молодцеватый боец подал мне рубашку – всё-таки догадались. Я оделся, пока ночной прохладой не прихватило по распаренному телу.
Подошёл «Кастро», приложился к фляжке, выуженной из кармана, сноровисто дыхнул, жмурясь от навернувшихся на глазах слёз, и сунул мне фляжку в грудь:
– На!
Я покачал головой:
– Не пью. Спортсмен.
Он хохотнул, убирая коньяк в карман:
– Ничё, научишься. Тут без этого – смерть гнилая! – и кивнул: – Ну, иди, отдыхай. До завтрашнего вечера они шёлковые будут.
Я и пошёл. Под ободряющие крики охранников. Каждый из них норовил подойти ближе, похлопать по плечу и высказать, какой я молодец, как классно сделал «обезьяну». Кто-то предлагал зайти в барак, отметить это дело, но я упрямо мотал головой и лишь хмуро позволял хлопать себя по плечу, протискиваясь между бойцами в сторону сейсмологической станции. Почему-то не было того победного угара, что возникает после каждого выигранного боя на ринге. Пусто было, и холодно внутри, как это было тогда, в тяжёлое пасмурное октябрьское утро, возле стройки многоэтажного паркинга. Вот так…
Профессор ждал возле входа на сейсмостанцию. Механически гладил Тасю, завёрнутую в свитер на его руках, и задумчиво смотрел, как я подхожу.
– Значит, вы и есть новый палач… – пробормотал он.
Вот выдал!
Я на мгновение опешил, останавливаясь, словно налетев на невидимую стену. Но потом очухался и разжал кулаки – последнее дело для бойца бить старикана только за то, что болтает пьяный язык!