– Тебе видней, Китаец.
– А хули, ты сразу съезжаешь?
– Ты его исхуярил, не я.
– Короче, бля…
– Пи-ить… – Он не узнал свой голос. Это были какие-то животные звуки. Человек так говорить не мог.
– О. – Китаец с удивлением уставился на Гнутого. – Говорит.
– Дай ему воды.
– Я ему яйца отрезал бы за Мару.
– За Мару? За шалаву эту?
– Заткнись, бля.
– Да она шмара малолетняя.
– Заткнись, бля, говорю по-хорошему!
– Она без этого, – Гнутый, не обращая внимания на угрозы Китайца, изобразил жестом половой акт, – не может. Её только, наверное, ты и не драл.
– Звали пасть, бля! – Китаец зверем глянул на Гнутого. Его глаза сделались совсем белыми и превратились в щелки. Он шагнул и коротко, носком ботинка ударил сидящего на песке в грудь. Тот снова завалился на спину и опять закашлялся. Китаец перевернул его на живот, как барану прижал голову коленом и снова закрутил руки проволокой за спиной. – Хер ему, а не воды. – Ухватив за волосы, Китаец подтащил его к багажнику. На песке остались борозды и пятна крови. – Приятного путешествия, Ромэо. – Тело шмякнулось в багажник и издало стон. Китаец ударил его кулаком в спину и захлопнул крышку багажника.
Снова мрак, запах бензина, грохот и тряска. Он несколько раз терял сознание. Рук снова не было и, кажется, начинало исчезать лицо.
Он снова видел море и её – поджарую, горячую, гибкую и голую. Она то погружается в воду, то иглой вырывается из её волн. Чёрные глаза сверкают.
– Иди ко мне, милый.
В глаза ударил белый свет.
– Ты кого привёз?
– Чё, кого. Кого просили, того и привёз.
– Охуел? – Раздался короткий смешок. – На нем места живого нет. Пять штук, не больше. Если выживет. Гнутый, а ты куда смотрел?
– А я чё? Он как узнал, что этот Мару трахал, так и охуел.
– Гнутый, заткнись, сука.
– Она ему специально рассказала, он и завёлся.
– Ты чё, Портной. Смотри, какой здоровый. Оклемается, бля.
– Китаец – садист ты херов.
– Да через два дня уже пахать будет.
– Через два дня?!
– Ну, через четыре.
Свет слепил. Он мог разглядеть только чёрные силуэты. Он понимал, что говорят о нём, но ему уже было всё равно.
«УМЕРЕТЬ».
– Короче, Китаец, тащи его к Деду. Выживет – будем говорить за бабки. Нет – в яму. С Марой как хочешь, так и рассчитывайся. Всё, дебил.
– Да чё дебил, бля, сразу?
– А кто ты? Тащи эту падаль отсюда!
Он снова провалился во тьму и открыл глаза, когда почувствовал как, что-то влажное прижимается к его губам. Голова судорожно дёрнулась на встречу. Он впился онемевшими губами и всосался в это. Вода. Она тонкой струйкой скользнула в горящее иссохшее нутро, пробуждая к жизни, как капля дождя оживляет семя, долго пролежавшее в сухой земле.