Третьей парой после обеда была
«Культура Руси». Урок практически ничем, кроме новой учительницы,
не запомнился. Объясняемые правила родного языка и анализируемые
произведения классиков русской литературы мне были хорошо известны.
Так что в целом урок прошёл довольно скучно. А повторное изучение
одного и того же школьного материала мне быстро надоело. Может
стоит подумать об экстернате? Или подождать недельки две, пока не
познакомлюсь поподробнее со всеми школьными предметами? Ладно,
через эти две недельки и определюсь.
Четвёртую пару, на которой должна
была быть физкультура, я ждал с большим нетерпением. Едва
закончился русский язык, как я пулей выскочил из класса и побежал в
гостевой номер за забытой сумкой со спортивной формой. И пусть
осеннее солнышко сигнализировало, что уже давно наступила вторая
половина дня, но приобретённый утром неприятный опыт, заставил меня
открывать дверь общежития не так опрометчиво.
Хотя неприятность полученного урока –
вопрос спорный. К мужской раздевалке я подходил, перебирая в памяти
интересные моменты, запечатлённые при утреннем неосторожном
вторжении в общежитие. И лучистая, как солнышко, улыбка радостно
освещала мой путь.
До тех пор, пока моя рука не
повернула дверную ручку. После чего я испытал приступ сильнейшего
дежавю. Глазам было хорошо – они просто ослепли от представшей
перед ними полуобнажённой девичьей красоты. А вот ушам снова не
повезло. Они, как и в прошлый раз, моментально капитулировали от
пронзительного женского визга, заставившего меня как можно быстрее
захлопнуть дверь.
Слегка потряхивая контуженой головой
и удивляясь, как мог перепутать раздевалки, я сделал три шага до
соседней.
Прямо за её дверью во всей своей
ничем не прикрытой неотразимости обнаружилась староста нашего
класса, ошалевшая не меньше меня, ошарашено застывшего перед ней в
немом восхищении. За плечом девушки виднелась поворачивающаяся в
мою сторону голова её подружки, с которой они завтракали и обедали
за одним столом и вообще проводили вместе всё время на
переменках.
Изумление в глазах старосты,
постепенно увеличивающихся по мере осознания того, перед кем она
предстала в своёй первозданной красоте, стремительно превращалось в
первобытную ярость.
– Извращенец! – прошипели не вполне
незаслуженное слово её нежные уста, прерывая мой созерцательный
ступор. После которого невидимая и, почему-то, горячая воздушная
подушка, ударив в обтянутую футболкой комсомольскую грудь,
отправила меня в первый мой полёт. Дверь раздевалки, как
показалось, захлопнулась сама собой.