Она покачала головой:
– Нет, брать за руку меня не надо. А скажите, что, неужели непременно сегодня убьют кого-нибудь? Нельзя ли сражаться не до смерти?
Мужчина развел руками:
– Увы, прекрасная незнакомка! Сегодня смерть, как обычно, соберет большой урожай. Более того, перед самими играми в этот раз решено провести venatio[29] и damnation ad bestias. А вы не знали? Воришки и дезертиры, если их приговаривают к казни, тоже попадают на арену. В последние дни было вынесено слишком много приговоров, так что зрелище ожидается кровавое.
При этих словах Теренция почувствовала: тонкие пальцы рабыни, придерживающие ее локоток, нервно сжались. Петра не вымолвила ни слова, но ее большие карие глаза наполнились хрустальными слезами.
«Может, отказаться от этой идеи? – размышляла девушка, продолжая тем не менее следовать за румяным мужчиной, умудрявшимся, говоря любезности, еще и прокладывать дорогу в толпе. – Вечно меня заносит неизвестно куда! Я так счастлива! К чему вид чужих страданий, да еще, как выясняется, и мучительной смерти?»
Но потом вдруг все внезапно закончилось – мысли, слова, люди вокруг, серые облака на суровом зимнем небе.
Теренция во все глаза смотрела на красивого юношу, схватившегося за прутья клетки, – и не могла насмотреться. Она сразу же поняла – красота его божественна, ослепительна, невероятна. Такой больше нет и никогда не будет. Это один-единственный, уникальный, потрясающий юноша. Красивых мужчин много, но ни один из них не может произвести такого оглушительного впечатления – до занявшегося дыхания, до замелькавших перед глазами разноцветных кругов, до пьянящего головокружения…
Осторожно, стараясь двигаться как можно медленнее, Теренция разглядывала его светлые, цвета спелой ржи, чуть вьющиеся волосы. А какие у него глаза, о боги, глазищи, озера! Огромные, ярко-синие, с длинными темными ресницами, они, наверное, без труда читают душу, как книжный свиток. Полуоткрытые, плавно изогнутые губы чуть треснуты, темнеет запекшаяся ранка в центре рта, подышать бы на нее нежно, коснуться поцелуем – легонько, как перышком.
Бог почти обнажен, только замызганная повязка закреплена на плоском животе, но самая дорогая тога из белоснежной тонкой материи не могла бы украсить его больше. Юноша довольно худощав, тонок, но при этом он так сложен! Гладкая смуглая, почти безволосая кожа кажется вырезанной из мрамора старательным скульптором, выбравшим для своей прекрасной живой статуи идеальные пропорции. Широкие плечи, узкие бедра, тонкие запястья, длинные пальцы, беззащитные ключицы, как хочется потрогать темно-коричневые соски и маленькие крепкие ягодицы, угадывающиеся под тканью. И – о! – не только ягодицы, похоже, материя спереди скрывает тоже невероятную мощную красоту….