Как я уже говорила, у Вико была ничем не примечательная
внешность: небольшие чуть раскосые глаза под прямыми черными
бровями, приятный рисунок губ, неожиданно высокий лоб, который не
могли скрыть даже давно не подстригавшиеся волосы. Обычной для
иллирийцев была чеканность черт лица, у него же очертания эти были,
скорее, мягкими, но не женственными. Он точно не походил на
хорошенького, точно девочка, юношу, каким был, к примеру, жених
Флорэн, Тео. Что-то во внешности Вико сразу выдавало любовь к
простым мирным радостям человеческой жизни - вкусной пище, доброму
вину, сговорчивым женщинам, хоть куда чаще он носил личину злого
насмешника-шута, у которого нет ничего святого. Тем более странно
смотрелся на его лице шрам, которого я не приметила в храме. Хотя
он и не походил на след от шпаги или кинжала, что столь почетен для
мужчин - так обычно выглядят последствия давнего сильного ожога.
Отметина эта была обширна, занимая весь висок, часть щеки и лба -
длинные волосы скрывали ее, но не полностью.
Вико, заметивший, что я разглядываю его лицо, сделал
приглашающий жест, поняв, что меня заинтересовало.
- Откуда у вас этот шрам? - покорно завела я беседу.
- Неужели господин Альмасио вам не рассказывал про эту позорную
деталь моего прошлого? - с издевкой ответил Вико и я поняла, что он
знает в общих чертах содержание нашей сегодняшней беседы с
господином Ремо. Наверняка, Арна все пересказала прочим слугам в
подробностях. Вряд ли девчонка являлась тем самым шпионом - уж
больно она испугалась на рынке, завидев Брана и его приятелей, - но
она была болтлива, и ее слова дошли до нужных ушей.
Я отрицательно покачала головой, и Вико с небрежностью,
показавшейся мне деланной, рассказал, что когда ему было около
десяти лет, его отец сильно разгневался из-за какой-то шалости
сына.
- ...И тогда он ударил меня по лицу, а разговор наш проходил у
камина. Я упал и ударился щекой о раскаленную каминную решетку.
Отцу не понравилось, что я заплакал, он схватил меня за волосы и
прижал щекой к решетке еще раз. То, что он всегда ненавидел и
презирал меня, вы точно уже слышали, госпожа Годэ. Позвольте мне не
повторять эту часть моей истории.
Меня замутило от мысли, сколько же жестокости скрывается за
стенами богатых домов Южных земель. Я всегда это знала и
благословляла судьбу за то, что та позволила мне провести детство
рядом с тетушкой Ило, которая самым суровым наказанием для ребенка
считала лишение обеда. Лесс тоже вспоминал о своих детских годах с
улыбкой, никогда родители не поднимали на него руку, и он ни разу
не ударил меня, пока мы были женаты. Мне не было жаль Вико,
сидящего напротив меня - слишком оскорбительным было его поведение
- но от жалости к обожженному десятилетнему мальчику, пытающемуся
вырваться из рук отца, в горле появился комок. Вико, заметив мое
расстроенное выражение лица, тут же сказал: