На высокой ноте взвыл мотор. Святой убавил обороты. Понтон не предназначался для глиссирования и при избыточной скорости мог перевернуться. А брать грех смертоубийства на душу в планы Святого не входило.
– Ну, флибустьеры, в путь!
Прямоугольник понтона заскользил по волнам, держа заданный курс к выходу из бухты. Сильного течения в этих местах не наблюдалось, метеопрогноз также был благоприятный, а бензина хватало, чтобы покрыть не слишком значительное расстояние.
Святой был уверен на все сто процентов, что, когда албанцы очнутся, береговая линия еще будет в зоне видимости. Но добраться до нее, если их не подберет рыбацкое судно, будет стоить им немалых трудов и кровавых мозолей.
Понтон растаял в фиолетовом мраке, напоминая о себе лишь слабеющим рокотом движка. Тишина вернулась в залив. Приморский город с гостеприимно распахнутыми до утра барами, ресторанами, дискотеками подмигивал с темнеющего берега веселыми разноцветными огоньками.
Святой, скрестив по-турецки ноги, сидел у оставшегося неподнятым трапа. Он слушал гул прибоя – шум битвы, идущей от сотворения мира между морем и сушей.
Налетчики очнулись среди безбрежной сини под чихание глохнущего мотора. Анатолий провалялся ночь на полузатопленном прогнившем баркасе, с шеей, согнутой набок от удара обрубком стальной трубы. Раздетый догола, он прополз наутро обходными путями с заброшенного пирса на нудистский пляж, чтобы, украв там вещи, прикрыть срам и предстать перед шефом. А Платон Петрович посмотрел захватывающий поединок, подтвердивший превосходные бойцовские качества Святого, но заплатил за бездарно срежиссированный спектакль разбитой головой, на которую хирург частной клиники наложил потом четыре шва.
– Дмитрий, давайте сфотографируемся на память! – Бодровский прихрамывая ковылял по палубе. На его макушке была натянута сеточка, прижимавшая тампон, пропитанный травяным бальзамом, рекомендованным в качестве заживляющего средства.
Он достойно перенес провал и побои, но потом выместил злобу на недоумке-телохранителе. Щеки Анатолия горели от пощечин, а губы распухли, став похожими на укороченный утиный клюв.
В руках Платон Петрович держал фотоаппарат «Кодак» с взведенным затвором.
– Пожалуйста, на память… для семейного альбома Бодровских увековечим ваш облик!
Святой, одетый в широкие шорты-бермуды, не покидал «Свордфиш» после нападения больше чем на час; по обыкновению он коротал время в шезлонге, штудируя пухлую инструкцию программирования автопилота. Отложив том, упакованный на всякий случай в водонепроницаемую коробку-обложку, он потянулся, подставляя свой атлетический торс солнцу.