Яссы, 22 июня
Война против Советской России началась сегодня на рассвете. Впервые за последние два месяца я слышал звук артиллерийской канонады. (В прошлый раз это было в апреле под стенами Белграда.) Посреди этих обширных полей пшеницы и бесконечных «лесов» подсолнечника я снова вижу войну с ее беспощадной стальной поступью. Она в грохоте металла машин, в непрекращающемся монотонном вое тысяч двигателей («Хоннегер», «Хиндемит»). Снова запах людей и лошадей отступает перед всепоглощающим зловонием бензина. (Вчера, когда я ехал на северо-запад вдоль советской границы из Галаца в Яссы вдоль реки Прут, то наталкивался на команды упрямых непробиваемых фельджандармов, стоявших на каждом перекрестке, вооруженных своими красно-белыми регулировочными жезлами, с медными горжетами на шеях.)
Как-то меня продержали два часа на одном из перекрестков, пока мимо проезжала германская колонна. Это была моторизованная дивизия. Впереди шли тяжелые танки. В описываемое время тяжелых танков в вермахте не было, самыми тяжелыми были средние танки Pz IV и Pz III. Она была переброшена из Греции. Дивизия прошла через греческие Аттику, Беотию, Фессалию, Македонию и далее через Болгарию и Румынию. Солдат везли на грузовиках в открытых кузовах. Они сидели на скамейках спиной к водителю. Их лица были белыми от пыли. На капоте каждого грузовика белым цветом было грубо нарисовано изображение Парфенона, так, как если бы его колонны изобразил ребенок. Белый цвет на темно-сером металле. Можно было догадаться, что под слоем пыли лица солдат были обожжены солнцем и ветрами Греции. Солдаты замерли в странной неподвижности, они напоминали статуи. Они были такими белыми, что смотрелись будто бы высеченными из мрамора.
У одного из них была сова, живая сова, которая сидела у солдата на руке. Птица, несомненно, приехала сюда из Акрополя. Это была одна из тех сов, что ночами с уханьем летают между мраморными колоннами Парфенона. (Тут я вспомнил, что сова считалась священной птицей Афины Паллады, «совоокой» богини.) Птица то и дело встряхивала крыльями, чтобы избавиться от пыли; на фоне унылой белизны окружающего пейзажа ее глаза горели особенно ярко. Такие же горящие глаза были и у немецкого солдата. В его взгляде было что-то таинственное, не подвластное времени. Этот взгляд будто говорил о вечной суровой непоколебимости.