– За пять минут? – разочарованно протянул шатен. – Так быстро?!
Васек смущенно потупился и ударился в пространные объяснения.
– Да, ладно, – махнул рукой его дружок. – Что ты краснеешь, как девица? С кем не бывает? Рассказывай дальше.
– А дальше больше – за мной к Тоньке на пятый этаж поплелся Игорек. У него эстафету перенял Петька. Между прочим, больше пяти минут там никто не задерживался… Короче, допили мы второй пузырь и, удовлетворенные, завалились спать. На следующее утро я, как полагается, отправился на стройку…
– А ты где сейчас работаешь? – перебил шатен.
– Там же где и раньше – на стройке, – в голосе Василия послышались раздраженные нотки – он был явно недоволен, что ровную нить повествования перебивают ненужными вопросами. – Так вот, вышел я на работу, чувствую, чего-то мне не по себе. Будто у меня лишай в паху вскочил. Чешусь, сил нет. Еле до вечера дотерпел, прибежал в общагу, хотел с Игорешей посоветоваться, все-таки он какой-никакой, да доктор. Смотрю, лежит мой доктор на диване и мирно так почесывает свои яйца. Никогда не замечал за ним такой привычки, а тут руку из штанов не выпускает. Я ему так и так, рассказал про свои симптомы. Он говорит – все, братан, хана, подцепили мы с тобой мандавошек. Беги, говорит, к Петьке. Если и он чухается, значит, во всем виновата Тонька. Я пулей к Петьке, и тот онанирует. Мат стоит на всю комнату. Рассказал я ему, что почем, а он хай поднял: жена завтра приезжает, что я ей скажу?! И так разозлился на Тоньку-повариху, что предложил ей отомстить. Я согласился, Игореша тоже. Пошли мы к этой стерве в комнату, схватили ее за волосы, выволокли на крышу. Раздели, к стулу привязали, и Петька ее дихлофосом облил с ног до головы, чтоб больше никого не заражала! А ты говоришь, трепак… Тут иногда в такие истории влипаешь, что не знаешь потом, как отмыться.
Константин Панфилов с трудом сдержался, чтобы вслух не высказать все, что он думает по этому поводу. История Василия оказала на него странное воздействие – в какой-то момент Панфилову почудилось, что его с головой окунули в дерьмо. Константина с детства приучили к тому, что к прекрасному полу надо относиться с уважением и оберегать женщин от всевозможных проблем. Всю свою сознательную жизнь он свято придерживался этого незыблемого правила и был твердо уверен в том, что на скользкий путь проституции женщин толкают чрезвычайные обстоятельства. А эти самые обстоятельства создает не кто-нибудь, а сами мужчины. Но в истории, рассказанной Василием, его поразило другое – неприкрытый цинизм повествователя и его уверенность в собственной правоте.