Когда все
наелись и напились, мужчин отправились в курительную, а дамы
уселись посплетничать. Но продолжались разговоры недолго и дамы
попросили Машеньку спеть, поскольку, как оказалось, она неплохо это
умела делать и славилась своим талантом среди соседей.
Она
пересела к клавикордам-
прародительнице современного пианино, и достаточно приятным голосом
запела романс на стихиИвана
Дмитриева, очень популярный в то
время:
Ах! когда б я прежде знала, Что любовь
родит беды,
Веселясь бы не встречала Полуночныя звезды!
Не лила б от всех украдкой Золотого я кольца;
Не была б в надежде сладкой Видеть милого льстеца!
К удалению удара В лютой, злой моей
судьбе
Я слила б из воска яра Легки крылышки себе
И на родину вспорхнула Мила друга моего;
Нежно, нежно бы взглянула Хоть однажды на него.
А потом бы улетела Со слезами и
тоской;
Подгорюнившись бы села На дороге я большой;
Возрыдала б, возопила: «Добры люди! Как мне быть?
Я неверного любила… Научите не любить».
Наталья
слушала, затаив дыхание - когда еще современный человек в живую
может услышать такое исполнение - пусть не совсем совершенное на
наше искушенное ухо, но живое и непосредственное, да еще из уст
провинциальной Барышни начала далекого девятнадцатого века. Дамы
защебетали: "Шарман, шарман", а она просто подошла и крепко обняла
смущенную Машеньку.
Затем еще
две дамы - прямо по Гоголю-
"просто приятная и приятная во всех отношениях", подхватили
песенную эстафету и запели дребезжащими голосочками песенку, чьи
первые строчки показались Наталье очень знакомы:
Пчелка златая! Что ты жужжишь?
Всё вкруг летая, Прочь не летишь?
Или ты любишь Лизу мою?
Соты ль душисты В желтых власах,
Розы ль огнисты В алых устах,
Сахар ли белый Грудь у нее?
Пчелка златая! Что ты жужжишь?
Слышу, вздыхая, Мне говоришь:
"К меду прилипнув, С ним и умру".
Как потом узнала учительница, это были
стихи Гавриила Романовича Державина, очень популярные в конце
восемнадцатого века, в самый расцвет сентиментализма.
Молодящийся
кавалер, до этого сидевший в уголке, решил также присоединиться к
пению, и своим достаточно приятным фальцетом затянул в ответ романс
на стихи Василия Андреевича Жуковского, бывший в большой моде в это
время:
Когда я был любим, в восторгах, в
наслажденье,
Как сон пленительный, вся жизнь моя
текла.