Крутиться. Звучало как приглашение в Большой театр. И денег в четыре раза больше, чем сейчас. Немыслимая какая-то сумма. Астрономическая.
– А делать-то что, Олег? Крутиться в каком смысле?
– В самом прямом.
– Ну, то есть?
– Торговать, – Олег Геннадьевич счастливо рассмеялся, и очередь пришла уже его бутылкам звякнуть. Снарядам из европейской толстой зелени. Триумфально, как подобает генералитету.
– Это совсем не сложно для человека с головой. Стоит начать – и втянешься, само пойдет, – добавил Запотоцкий.
И вот что удивительно, Игорь не сказал ему естественным, природным образом, нисколько не задумываясь:
– Ну, это не наше, выгадывать копейки, химичить, да шустрить. Не наше, пусть другие, – как говорил всегда отец в ответ на робкий вопрос матери: может быть не стоит дворничихе старые вещи отдавать, а все-таки снести в комиссионку?
– Не знаю… Спасибо… Подумать надо… – вот что Игорь Валенок пообещал Олегу Запотоцкому под жалобное звяканье дурацкой, пустой и легкой, сумки для товаров.
– Подумай, конечно, время есть, – все также ему мирволил и благоволил человек, отягощенный праздничным штабелем пива.
А Игорь, в общем-то, и не стал. Пришел домой и разом все решил, едва лишь Алка, начав в прихожей и завершив рассказ свой в кухне, как-то радостно и даже гордо сообщила, что слово сдержала и съездила на консультацию «в этот разрекламированный центр» и, с доктором посовещавшись, согласна пойти туда и закодироваться.
– Три курса и за каждый три тысячи. Найдем ведь?
– Конечно, – кивнул Игорь. – Обязательно. Ты умница.
И уже утром набрал номер, который Запотоцкий ногтем для вящего удобства подчеркнул в своей визитке.
Только обманул Олег Геннадьевич. Ввел в заблуждение. Придется не столько крутиться, сколько крутить. Баранку, рулевое колесо. Наверчивать по три-четыре тысячи кэ-мэ в отчетный месяц, по области мотаясь, от города к городу, от одного клиентского офиса к другому. Коммивояжер это называлось в старину. Да, коммивояжер с правами категории «В». Документик и легче, и компактнее, чем ваковские корочки кандидата технических наук или доцента. Только не греет, как те, забытые теперь где-то в шкафу на полке, а мертвой, холодной ледышкой лежит в нагрудном кармане. В сентябрьском густом тумане по утрам или же ночью в беспросветную февральскую метель.