А в этот момент в подвале жертва и палач мирно сидели друг против друга. Бубенцов раскидывал карты.
– Значит, так, – шепотом говорил Бубенцов, – снимаешь еще десять ударов, а я ставлю камзол… – И внезапно во весь голос заорал: – Ой, мамочка моя! Убьешь, мерзавец! – И снова перешел на шепот: – Согласен?
– Сдавай! – прохрипел экзекутор.
Он жадно схватил две карты и потребовал:
– Еще!
– Убийцы! – заорал Бубенцов.
– Не ори в ухо, – рявкнул экзекутор и понизил голос: – Карту давай, сука!
Бубенцов протянул карту.
– Девятнадцать!
– Мало! У меня – очко! – И Бубенцов открыл десятку с тузом…
– Убью, сволочь! – с искренней ненавистью сказал экзекутор, схватил розгу и, со свистом рассекая воздух, стал колотить ею по пустой лежанке: – Р-раз! Д-ва!.. Т-три!
– Сатрап! Живодер! Негодяй! – поставленным голосом вопил Бубенцов. – Мясник! Инквизитор!
На «инквизитора» Степан неожиданно обиделся:
– Ты ори, да знай меру!
– Извини! – шепотом сказал Бубенцов. – А «кровопийца» можно?
– Можно… Это многие кричат.
– Кровопийца! Изверг! – заревел Бубенцов и… осекся. Он увидел в дверях подвала Артюхова, который с нескрываемым восхищением наблюдал эту сцену. Степа обомлел.
Конец ознакомительного фрагмента.