— То есть вы, большевики, ни в чем и не виноваты?
— Поймите, я не снимаю ответственности с себя, я готова от лица
своей партии ответить за все. Но я хочу, чтоб вы поняли: старый
мир, который так дорог вам, рухнул не потому, что большевики
уничтожили его. Он рухнул под собственной тяжестью. Вернуться во
вчерашний день нельзя. Остается только строить будущее из того, что
есть сейчас.
— Но вы ведь хотели этого. Это входило в ваши планы, — сказал
Щербатов.
Силы стремительно покидали его, лихорадочный румянец сошел,
дыхание стало хриплым. Он тяжело откинулся на подушку. Осторожно,
стараясь не прикасаться к больному, Саша поднесла стакан с водой к
его губам. Он выпил, закашлялся, но, задыхаясь, продолжил
говорить:
— Скажите мне... какое будущее построят толпы опьяневших от
крови головорезов под управлением таких идеалистов, как вы? Они же
просто перебьют вас. И лично вас в числе первых! Вы так
неосмотрительны, вы понимаете это?
Саша вздохнула. У Щербатова наверняка есть оружие под рукой, и
он мог бы при желании ее застрелить. Даже в таком состоянии. Вместо
того упрекает ее в неосмотрительности. Впрочем, какая разница.
Человек на пороге смерти, безусловно, заслуживает правды.
— Правда в том, что я не знаю, Андрей Евгеньевич, какое будущее
мы построим. Не знаю, куда это приведет нас всех — Россию, мир,
моих товарищей. Может, к раю на земле, а может, к полному
уничтожению, — Саша улыбнулась. — Я не знаю. Знаю только, что мое
место — с ними. С людьми. С теми, кого вы приравниваете к скоту. А
я буду помогать им стать теми людьми, которыми они должны стать.
Жить ради этого и, если понадобится, ради этого умереть. Вполне
может быть, они же меня и убьют, возможно, и сегодня, вот за этот
маузер хотя бы. Вы мужественный человек, вы, кажется, не боитесь
смерти. А я ужасно боюсь. Но если у нас нет того будущего, в
котором они научатся быть людьми — значит, у нас нет никакого
будущего. И вы, Андрей Евгеньевич, могли бы частью этого будущего
стать. Изменить его. По меньшей мере, сделать все, зависящее от
вас, чтоб его изменить.
Зачем теперь говорить ему это, подумала Саша. Ведь даже если он
вдруг согласится вступить в РККА, вызывать санитарный транспорт уже
поздно. Ее собеседник умирает. Даже на расстоянии Саша чувствовала,
как нарастает жар в его теле. Потрескавшимися губами он шевелил с
трудом, и все же продолжал шептать: