Ноги подломились, и я осела на пол кабины, руки автоматически
потянулись к сердцу, почувствовать, как оно бьется.
В голове царил полный сумбур, и только механический имплант
бился ровно и четко, не зная сбоев.
***
– Ну и зачем ты это сделал? – если бы Герберт умел выходить из
себя, сейчас он напоминал бы кипящий чайник. – Тебе доставляет
удовольствие делать мне гадости?
– Мне доставляет удовольствие мешать тебе делать гадости другим
людям.
– Она почти согласилась. Какое тебе вообще дело до девчонки?
Ричард пожал плечами:
– Абсолютно никакого. И она не соглашалась. Есть большая разница
между добровольным согласием и тем, что ты ее вынудил
согласиться.
– Ты же знаешь, что я всегда добиваюсь своего. Всегда!
– Вот и прекрасно. Добивайся! – Ричард развернулся и направился
к лаборатории. – Хоть один раз чего-то по-настоящему! Считай, я
подарил тебе этот уникальный шанс.
[1]Так как мир Панема альтернативен нашему, то и сказки были
схожи. Вот только вместо яблока у Белоснежки была груша, а Спящая
Красавица укололась об иглы станка.
Кажется, это было мое самое скорое
возвращение домой. Не припомню, чтобы когда-то еще я бежала сюда
так быстро.
Двери действительно оказались заперты,
как и говорил Ричард, поэтому, едва открыв их, я тут же закрылась
изнутри и в припадке безумной паранойи зачем-то подставила под
ручку стул. Лишь позже я поняла, что если такой, как Герберт, все
же решит меня достать, то деревяшка на шатающихся ножках вряд ли
станет ему преградой.
Даже жаль, что я не артефактор! Так бы
постаралась превратить стул в крокодила!
Ну, бред же. Вымерли эти люди очень
давно, и совершенно невозможно, чтобы я и моя сестра вдруг ни с
того ни с сего оказались одними из них.
В памяти всплыл вопрос о том, были ли
у нас в роду люди с такими талантами. Да черт его знает. Ни мать,
ни отец никогда не говорили о подобном, они, скорее всего, и сами
не знали. Даже если кто-то и был, то разве можно спустя так много
лет это выяснить?
Ведь столько всего случилось за
полтора века – Вторая Великая Война, несколько крупных
землетрясений, пара наводнений.
Мои предки могли быть кем угодно.
Пожалуй, все, что я могла с уверенностью сказать о своем роде, так
это то, что фамилию Райт никто не менял. Даже женщины после
замужества. Какая-то там прабабка завещала, чтобы фамилия была жива
и передавалась дальше. Мой отец не единожды говорил, что правило
уже изжило себя, и если я и Тиффани когда-нибудь решим выйти замуж
и принять имя мужа, то он не будет против.