– Короче, чего вы хотите? – самоуверенность Тараканова начала раздражать пана Викентия. С каким удовольствием он всадил бы между глаз пулю этому бывшему полицейскому осведомителю, наверняка перешедшему на службу к оккупантам. Слишком много говорит за это. Может быть, не ждать темноты, а пристрелить его прямо в квартире, а потом уйти? Нет, пока ничего еще не ясно с его собственными делами, нельзя столь явно бросать вызов немцам: они хватятся своего соглядатая, придут, обнаружат труп и…
– Ну, говорите, я же жду! – поторопил Марчевский.
– Вот, – Тараканов сунул руку в карман и вытянул из него за тонкую золотую цепочку изящное распятие. На небольшом нательном крестике была прикреплена искусно вырезанная из слоновой кости фигурка распятого Иисуса Христа. – Не откажите, пан полковник, а то я совсем издержался. Не сомневайтесь, золото всегда в цене. И обратите внимание, это очень старая работа. Оно ваше, если заплатите.
– Сколько? – с иронией поинтересовался полковник.
– Сто пятьдесят марок, – не моргнув глазом, ответил Тараканов. – Ни пфеннига меньше.
– А злотые вас не устроят? Покажите… – Марчевский взял протянутое распятие, повертел, рассматривая. На оборотной стороне было выгравировано: 25 декабря. – Дата Рождества Христова… Напомните, господин Тараканов, где мы могли встречаться раньше?
– В Польше «Б»,[6] например. Вообще в Восточных кресах,[7] когда там велась борьбе с коммунистическими партизанами. А злотые будут в цене еще не скоро. Берите, я вижу, вам нравится.
– У меня нет такой суммы. Но могу предложить сто марок, тоже неплохая цена.
– Хорошо, ни вам, ни мне! – хлопнул себя ладонью по колену Тараканов. – Пусть будет сто двадцать пять. Из уважения к дате!
Впервые за все время разговора бледная улыбка тронула губы пана Викентия. Он положил пистолет на стол и убрал распятие в карман пиджака.
– Скажите, Тараканов, сколько вам лет?
– Это имеет значение? – нимало не смутившись, ответил вопросом на вопрос бывший осведомитель политический полиции. – В отличие от женщин я не делаю секрета из своего возраста. Мне тридцать шесть. А что?
– Вы еще так молоды, – продолжая улыбаться, пояснил Марчевский, – но торгуетесь, как старый еврей на варшавской барахолке. Берите, что вам дают.
– На варшавской барахолке не бывал, не знаю, – парировал Тараканов. – Я вообще не бывал до войны в Варшаве, только проездом. Но деньги счет любят, пан полковник. Я на эти марки жить собираюсь, понятно? И во время войны надо есть, пить, где-то спать, что-то надевать на себя…