- А то, что люди несчастны, тебе, значит, не волнует? – усмехнулся Андрей.
- Ну а почему это должно меня волновать? Как там говорится – стерпится слюбится? Ну вот… многие ведь притираются друг к другу. И вообще, я ухожу в отпуск! – счастливо потянулся Влад. – Кого-то назначат моим заместителем. Вот к нему и приставай.
- Значит, придется пристать к самому себе, - рассмеялся Андрей.
- Ты это о чем?
- На время отпуска Михаил назначил меня на твое место.
- Подожди-ка, - нахмурился Влад. – Он что, считает, что я плохо работаю?
- Нет. Он считает, что отдых пойдет тебе на пользу.
- Ну все, - совсем приуныл Влад. – Прощай моя премия. Ты же испортишь мне всю статистику!
- Зато я хоть кого-то сделаю счастливым.
Диана
- Етишкин корень! Ольховская! Ну что вы творите?! – подтянутый пожилой мужчина снял очки, достал из нагрудного кармана щегольского бежевого пиджака платок и методично принялся протирать стекла, периодически увлажняя их собственным дыханием.
В просторном классе повисла тишина. Лишь легкое поскрипывание от трения платка о стекла нарушало ее. И из тщедушной груди мужчины изредка вырывались горестные вздохи. Настолько горестные, словно он понес тяжелую утрату. И на собеседницу он бросал жалостливо-укоризненные взгляды.
- Что вы исполняете, Ольховская? – уже заметно спокойнее, но не менее грустно поинтересовался он.
- Дон Жуан.
Невысокая девушка вытянулась перед ним по струнке, опустив и скрестив перед собой скрипку и смычок. Непослушные рыжие кудри нахально лезли в ее веснушчатое лицо, щекоча то. От этого курносый нос девушки слегка морщился. Она тайком сдувала пряди, невольно откидывая голову назад. На пожилого же профессора виновато смотрела серо-синими с зелеными прожилками глазами. Ей было очень стыдно! Просто ужасно! Но и ничего сказать или сделать в собственное оправдание она не могла.
- Вы играете пиццикато! – профессор поднял указательный палец.
К этому моменту очки уже вернулись на переносицу, а мужчина перестал близоруко щуриться.
- Пиццикато! – потряс он пальцем в воздухе, и получилось это у него довольно грозно. – А что такое пиццикато? Ответьте, Ольховская!
- Это такой прием игры на смычковых струнных инструментах, - заученно ответила девушка, виновато отводя взгляд от пылающего осуждением лица профессора.
- Это волшебство, Ольховская! – громыхнул, став неожиданно сильным, голос профессора. – Понимаете? Волшебство! Это то, что придает музыке таинственный прозрачный колорит. Это же музыка, Ольховская! Музыка, что создана ласкать и ублажать слух, а не травмировать его дилетантством. Что вы рвете эти несчастные струны, право-слово.