Роман почувствовал спасительную злость. Рановато, товарищ подполковник, вы на меня рукой махнули. Я, может, нынче и несколько несвеж, но отнюдь не до такой степени, чтобы не справиться с плевой задачкой.
Что задачка плевая, Роман не сомневался. Слепцов имел железную привычку с тех еще времен: дела, сулившие продвижение по службе, поручались только самым достойным. Роман к этим достойным, понятно, не относился и потому привык довольствоваться лишь крохами с барского стола.
Поначалу его это бесило. Как же, у генерала Антонова, у которого он начинал и который, собственно, и сделал из него агента экстра-класса, он был примой, лучшим из лучших, незаменимым et cetera. Но после безвременной кончины Антонова, попав в отдел к Слепцову, человеку совсем другого склада, Роман вдруг оказался не у дел. Не пришелся ко двору, видите ли, замашки его вольные, видите ли, не понравились. Ну и задвинули в пыльный угол, доставая иногда без охоты, как старое ружье.
Ох, как Роман первое время негодовал, как старался посильнее боднуть Слепцова, доказывая, что он по прежнему лучший из лучших, что Слепцов – выскочка, ноль без палочки и что он вообще в разведке ничего не смыслит.
В доказательствах этих Роман преуспел мало, зато шишек себе набил не один десяток. Слепцов по своей цельности превосходил гранит, и какие бы то ни было установки он принимал только сверху, но уж никак не снизу. В общем, Роман зря старался, хотя иной раз и привносил в жизнь шефа малоприятное разнообразие.
Впоследствии он стал относиться к своему положению нелюбимого пасынка чуть спокойнее. Попривык, да и возраст как никак не мальчишеский. Хотя мстительный зуд внутри ощущал всегда. Слишком долго копились обиды, чтобы так просто от них отказаться. И природную антипатию со счетов на спишешь. Это как персональный запах: сколько мыла не изводи, все равно пробьется. И хотя Роман в открытую шефа задирать перестал, от удовольствия лишний раз попортить ему кровь не мог отказаться. Глупо, да. Но так уж устроен человек.
Несколько неожиданным было отступничество Дубинина, которого Роман, несмотря на возникающие между ними мелкие трения, считал своим союзником. Что-что, а слова поддержки у подполковника всегда находились. А тут – как чужой. Даже не смотрит. Мол, конченый ты человек, Морозов, и говорить с тобой не о чем.