Дом на темной улице отличался от остальных убогих лавчонок и лачуг только большим павлином, намалеванным на двойных дверях.
Когда Рокхерст остановил лошадей перед ним, сердце Гермионы упало, потому что втайне она не просто желала, а воображала, что ночные похождения Рокхерста имеют великую цель: он играет, чтобы помочь сиротам, чтобы спасти благородного, но обедневшего кузена из французской тюрьмы.
Однако его сегодняшний приезд сюда не имел отношения ни к чему великому, решила Гермиона, пытаясь рассмотреть тени людей, двигавшихся по темной улице. Интересно, что они так старательно обходили графа, словно этого человека стоило опасаться. А сам граф продолжал стоять, небрежно опершись о дверцу экипажа. Нагнулся, чиркнул спичкой по подошве и зажег манильскую сигару, не обращая внимания ни на что, кроме ее тлеющего кончика.
Из распахнутых окон лился мягкий свет и доносился смех, грубый и вульгарный, раздавались не только мужские, но и женские голоса.
Наверное, это именно такое место, за посещение которого Себастьян ругал Гриффина. Гермиона тогда подслушала, как старший брат говорил младшему, что не стоит позорить себя походами в подобные заведения. По крайней мере, она посчитала, что это один из лондонских игорных домов, пользующихся печальной славой, где за одну ночь проигрывались огромные состояния – наследственные и сколоченные всяческими нечестными махинациями. Здесь играли аристократы и негодяи, простой торговец и герцог.
Рокхерст продолжал выжидать, но чего именно? Гермиона не знала.
А вот Роуэн спрыгнул вниз и решительно направился к запяткам.
– Хорошая собачка, – прошептала она. – Лапочка Роуэн.
Пес негромко зарычал, а потом разразился таким лаем, словно вот-вот настанет конец света.
– Роуэн! – рявкнул граф, затушив сигару каблуком и подходя к тому месту, где скорчилась Гермиона. – Немедленно успокойся!
Гермиона затаила дыхание. Она всего несколько раз бывала в такой близости от Рокхерста, и сейчас желудок скрутило с новой силой.
О нет, этого допустить нельзя!
Гермиона судорожно зажала ладонью рот. Не дай Бог, ее вырвет! И тогда граф точно все поймет… если только чертов пес не выдаст ее первым.
Но тут двери с павлином распахнулись и наружу вырвались свет, музыка и смех. По ступенькам спускалась настоящая великанша, не только непомерно толстая, но и ростом не ниже графа. Ярко-красное платье с непристойно большим вырезом и кричащий макияж придавали ей еще более устрашающий вид.