Но это создание явилось не с небес, ибо Гермиона остро ощущала зло, льнувшее к нему так навязчиво, как те цветочные духи от Флорес, которыми пользовался лорд Хастингс.
– Милафор! – воскликнул Рокхерст. – Мне надоели твои угрозы и фальшивые уверения в дружбе! – Он показал острием Карпио на светящееся отверстие в противоположной стене. – Возвращайся назад и развлекай своих приятелей в аду сказками о былой отваге. Ты не убивал моих родственников вот уже почти триста лет.
– Забавно, Паратус, весьма забавно.
Милафор покачал головой и взглянул поверх плеча графа.
– Как насчет этой? – спросил он, ткнув пальцем в Гермиону. – Могу я убить ее?
Убить ее?!
Гермиона старалась дышать ровно и не впадать в панику. Милафор обратил на нее свои горящие красным цветом глаза. А ей ужасно хотелось объяснить графу и этому мерзкому убийце, что, загадывая желание, она не думала о смерти, совсем не думала!
Но она подозревала также, что они вовсе не посочувствуют ее страданиям, поскольку сами поглощены своей кровавой распрей в духе Монтекки и Капулетти.
Так что, прежде чем ее примутся убивать, нужно придумать какой-то предлог и откланяться.
Она была так напугана, что коленки тряслись еще сильнее, чем в ту первую ночь, когда она приехала в «Олмак».
Гермиона буквально слетела с крыльца и пустилась бежать, однако тут же споткнулась о брошенный графом арбалет.
Рокхерст повернулся на шум. Гермиона мгновенно застыла.
– Милафор, что это еще за дьявольский трюк?
– Как? – удивился противник. – Вы ее не видите?
Губы его медленно растянулись в хитрой улыбке.
– Какой приятный сюрприз! Подойди, солнышко! – окликнул он Гермиону. – Поговори с Паратусом. И покажись, какая ты есть.
Гермиона упрямо покачала головой, едва сдерживая дрожь страха. Перед ней впервые в жизни предстало воплощенное зло. Каждая частичка тела Милафора была пропитана этим злом, но она не могла оторвать от него глаз, и гипнотическая летаргия неспешно разливалась по ее венам, унося страх.
– Иди ко мне, – шептал ей в уши голос, – я не причиню тебе зла, дитя мое.
Она сама не поняла, как шагнула вперед. Отчаянно цепляясь за остатки воли, Гермиона пыталась рассмотреть испорченную туфельку, но взгляд Милафора держал ее в плену. Эта тварь управляла ею, словно марионеткой. Кроваво-красный огонек в глазах стал веревкой, которая накрепко их связала. Стоило Милафору протянуть руку, как Гермиону неудержимо потянуло к нему.