В хрупком китайском фарфоре, настоящем, а не произведённом
на Малой Арнаутской, лежали пакетики с зелёным чаем. Печенье было высыпано из
жестяной банки в маленькую вазочку. А вот шоколадка лежала на фольге, но уже
поломанная на плитки.
- Кто кого в гости пригласил, - Лера усмехнулась и, слыша,
как засвистел чайник, повернула тумблер на газовой плите. – Прошу к столу.
В свете висевшей над ними лампы Лера рассматривала Давида.
Поставила пятку на краешек стула и упиралась локтем в коленку. В темно-синей,
почти черной классической рубашке с длинным рукавом, с отросшей за день щетиной
и взлохмаченными волосами, он выглядел немного демонически. Она видела интерес
в его глазах и была готова пошутить, что у них может быть все наоборот: хороших
мальчиков потянет к плохим девочкам.
- Так как ты оказался в Питере?
Сделав глоток чая, Давид вернул чашку на блюдце:
- Я был правильным умным мальчиком, который принимал участие
в международной математической олимпиаде. Не выиграл, но был в пятерке лучших.
Ну и университет предложил мне бесплатное обучение по специальной программе. А
в Питере жили и живут родители моего отца. Вот как-то так. Там, конечно, не
Одесса, и море далеко не бриллиант чистой воды, но я влюбился в этот город. И
остался.
Лера коротко кивнула, опустила глаза, как будто цвет
остывающего напитка занимал её куда больше. Но решилась задать вопрос:
- Ты женат?
А что? Вполне логично, что у такого успешного мужчины, судя
по дорогому шмотью и аромату туалетной воды, а она в этом разбиралась, была жена
и четверо детишек.
- Нет. И никогда не был.
- О, - острый девичий носик невольно сморщился: - ты
предпочитаешь мужчин?
Давид расхохотался, так громко и открыто, что Лера была
готова сгореть со стыда за свой вопрос.
- Разве то, что я тут, с тобой, напросился на чай, не
говорит о моих предпочтения?
- Да, прости. Неловко вышло.
- Это потому, что ты устала, - Давид вздохнул, - и я тебя
утомил. Мне пора.
Но это прозвучало словно вопрос.
- Я могу постелить тебе на диване.
- Спасибо, я вернусь домой.
Давид встал, возвышаясь над ней в полный рост. И почему-то
Лере очень захотелось поцеловать его. Самой. И, будто прочитав её мысли, Давид
усмехнулся и пошёл в прихожую, а она, словно обиженный щенок, последовала за
ним. Смотрела, как он обувается, отмечая в голове такие странные детали, что
слава Богу его носки не рваные и сидят так, словно вторая кожа. Он присел,
держа за задний хлястик темно-серые замшевые «челси» и влезая в них. И только
снимая с вешалки куртку наклонился, чтобы поцеловать её в щеку.