— Бать, а ты предусмотрителен, — улыбнулась Лера.
— Да это же действительно мелочь, — отмахнулся он, гордясь
похвалой дочери, и отхлебнул половину кружки чая. — Крупную рыбу
отвадил, чтобы в песочницу не лезли. А мальков Кощей-младший сам уж
как-нибудь сожрет.
***
Казалось, с момента моего звонка Елизавете прошло всего
ничего.
Но на улице стоял пыльный и неприятно жаркий московский июль, а
мы пытались прийти в себя после десятичасового перелета. Сложнее
всех пришлось мне: я не спал, закономерно опасаясь, что контроль
ауры может ослабнуть.
Томоко пыталась прочитать русские буквы, из которых складывалось
название аэропорта. Это было Шереметьево. Справилась с пятой
попытки, после чего возмущённо повернулась ко мне:
— Да как вы эти крокозябры вообще читаете?
Я сложился пополам, вспоминая свои жалкие попытки осиливать
вывески на японском.
— Ты не поверишь, — я веселился, понимая, на что обрёк друзей, —
но так выглядит буквально любой язык, которого ты не знаешь.
Томоко никогда в жизни не выезжала за пределы Японии.
Недзуми втянул носом незнакомый воздух.
— Ну, веди, Susanin.
***
Ответственный за территорию Нави по Москве сидел в кабинете и
стучал пальцами по столу. Делать было клинически нечего.
Зазвонил оперативный телефон.
— Да? — скукотища летом была смертная.
— Докладываю, защитная аппаратура аэропорта Шереметьево засекла
прибытие группы.
— Какой нахрен группы? — приходить в себя и уж тем более
работать не хотелось.
— Группы туристов из Японии. В ее числе: недзуми — гипотетически
переносчик восточной чумы, инугами — умеет проклинать физические
живые и неживые предметы, великан они — людоед, кицунэ — насылает
порчу. Последнего опознать не смогли, но от него расходятся волны
некроэнергии, да такие, что как бы Владимир Лич Ленин не проснулся.
Высылать спецназ богатырей?
— Как выглядит некрос?
Получив словесное описание, оперативник вскинулся.
— Следите, пока никого поднимать по тревоге не надо. Кажется,
это обычный русский Кощей.
Сотрудник заметил, что в процессе разговора привстал с кресла и
так и висел над ним. Он плюхнулся обратно.
С одной стороны, обеспечить головную боль личам — сладостно и
почетно. Опер до сих пор не мог простить Кощею Кощеевичу уход
Марины. Жопа горела спустя годы.
Правда, Марина вроде как ушла сама, а он изводил ее ревнивыми
придирками и требованиями купить юбку подлиннее... Но там
однозначно был замешан Кощей. Точно-точно. Опер ни при чем.