— Дама желает номер на ночь? Или просто поужинать после дороги?
— окликнули меня со стойки, одновременно барной и приемной для
постояльцев.
Обернувшись, я увидела низенького мужчину лет сорока пяти с
хвостиком, у него уже начала пробиваться лысина на макушке, были
чуть заостренные уши, а излишняя полнота, нос картошкой и
“сбитость” намекали на дальнее родство с гномами Старых Копий.
— И то, и другое, сэр. Мне нужен номер. Небольшой, но чистый. И
ужин — без излишеств.
Трактирщик смерил меня внимательным, но опытным взглядом, в
мгновение оценивая мои финансовые возможности и ожидания от его
заведения.
— Будет исполнено, леди. У меня как раз есть такой номер,
специально для вас. Стакан молока и рисовый пирог вас устроит?
— Вполне, — согласилась я и попросила подать все прямо в
номер.
Ужинать в компании местных мужланов и проституток мне хотелось
меньше всего. Свою просьбу я подкрепила парой монет, брошенных на
стойку.
Поднявшись в номер и отужинав за столом с идеально белой
скатертью, я удивленно воззрилась на неожиданно чистую постель с
накрахмаленными, пахнущими летним лугом простынями; пол был
выскоблен, вокруг ни паутинки, ни пылинки. Давно не встречала
гостиниц с обслуживанием подобного уровня, что могло
свидетельствовать лишь об одном — хозяин чем-то смог приворожить
брауни. Только эти скрывающиеся от всех “домовые” способны навести
такой лоск. Дабы проверить свою теорию, оставила на окошке
тарелочку с молоком…
А после с чистой совестью отправилась спать.
Скрежет пружин за стеной безжалостно выдернул меня из мира грез
ранним утром. И сразу на голову обрушилась сильнейшая боль.
— Чтоб вас… — выругалась я, морщась и укрываясь руками от
солнца, протиснувшегося в окно сквозь занавески.
Спустя пару минут, одевшись, я подошла к окну и, улыбаясь,
переставила пустую тарелку на стол.
— Прелесть, — сказала вслух. — Спасибо за чистоту и радушие.
Выходя из номера, не удержалась и еще несколько мгновений
смотрела в узкую щелку между дверью и косяком. Надеялась
подсмотреть, покажется ли брауни, чтобы убрать посуду? Но хитрый
домовой, чувствуя мое присутствие, так и не высунулся. Пришлось
уходить ни с чем.
За стойкой трактирщика сегодня встречала женщина. Такая же
полненькая, как и вчерашний мужчина, но на этот раз явно чистых
человеческих кровей. Я предположила, что она жена полугнома, и,
скорее всего, не ошиблась, потому что к ней подбежала девочка лет
двенадцати, с такими же вытянутыми, как у отца, ушами и
носом-пуговкой. Она что-то зашептала матери на ухо, краснея и
хихикая. Я не слышала, что именно, но толстушка погрозила чаду: